Герман Волков - Вексель Билибина
— Смотреть нечего. Зря время теряем.
Но и на Юрьевском пороге — он был длинный — побить веслами и шестами довелось немало.
Третий порог Степан Степанович оглядел на ходу:
— Пройдем.
— Твой порог, тебе решать, — согласился Билибин.
И с ходу, не останавливаясь, прошли Степановский. Только вымокли до последней нитки: Бахапча то и дело окатывала ледяной водой с ног до головы. И холодно, и жарко.
Порог Степановский оказался длиннее Юрьевского. Выбрались из него только к вечеру и тотчас же пристали к берегу на ночлег.
Смертельно усталые люди были возбуждены и довольны безмерно. Три порога пройдено. Километров двенадцать пролетели. Если так плыть и завтра, то к вечеру — Колыма. Не так страшен черт, как его малюют!
А Билибин уже думал и о том, что если плоты проходят после небольших дождей, почти в межень, то в большую воду пройдут не только плоты, но и баржи, карбасы. А если одни камни подорвать и убрать, а где-то воду приподнять плотиной, то совсем судоходной станет бешеная Бахапча. И когда на Среднекане откроются прииски, то, пока не будет построена дорога, все грузы пойдут по ней. Лучше пути нет.
— Будет организовано Бахапчинско-Колымское пароходство, а его начальником назначим Степана Степановича! Согласен?
— Начальником и я согласен, — за Степана Степановича ответил Алехин.
— Где Демка бегает, сукин сын? — сказал Степан Степанович и, попыхтев трубкой, добавил: — Впереди еще три порога. Выспаться надо…
Но заснуть Степан Степанович долго не мог. Ветерок вырывался из ущелья, выдергивал искорки из его трубки.
Четвертый, Михайловский, порог, зажатый между серых мрачных гранитных скал, на выступах которых горели, словно свечки, желтые лиственницы, пенился так, что и камней не видно. А берега, что один, что другой, прижимистые: окажись в воде — и не выкарабкаешься.
Степан Степанович же сказал, мягко и даже ласково:
— Барашки… Пройдем. Только бить надо метко: не по барашкам, а в камни.
На этом пороге Степан Степанович команд не давал. Стиснув во рту трубку, подняв вверх брови и черную бороду, он глядел только вперед, но камни видел все и бил по ним шестом, точно фехтовальщик шпагой. Лунеко и Раковский, да и все остальные, глаз с него не спускали и четко повторяли его удары. Плоты швыряло и подбрасывало, они летели и над водой и под водой… И вырвались из объятий Михайловского порога.
Не успели обветриться, как вновь набежало густое стадо барашков. И только врезались в эту отару, как первый плот, «Разведчик», вдруг зацепился за камень и — как вкопанный. Плотовщики с лету чуть не нырнули.
Второй плот едва не наскочил на первый. Алехин вовремя метко ударил веслом — удачно пролетели мимо. Иван Максимович, довольный этим своим ударом, еще и крикнуть успел:
— Задержались погостить у крестника?!
Сергеи, Лунеко и Степан Степанович два часа барахтались, но снять плот не могли. Пришлось отпилить четыре бревна. «Разведчик» и раньше не был широким, а теперь совсем стал похож на челнок. Бревна, которые отпилили, так прижало потоком к камню, что по ним ходили будто по мостикам. Оставил их Раковский своему крестнику на память, и юркий «Разведчик» полетел догонять «Начальника».
За Сергеевским растянулся километров на пять Дмитриевский, по имени Чистякова, самый длинный и самый безопасный: камни там-сям, буруны кое-где играют.
Десятого сентября плоты вошли в Колыму.
— Ур-а-а!!!
— Шабаш! Суши весла!
КОЛЫМА ТЫ, КОЛЫМА
На высокой стройной лиственнице, что красовалась над заиленным галечником и хорошо виделась с реки, сделали большой затес:
«10/IX-28 г. Передовой отряд К.Г.Р.Э. закончил пробный сплав. Иван Алехин. Юрий Билибин. Степан Дураков. Михаил Лунеко. Сергей Раковский. Дмитрий Чистяков. Демка пропал… Прошу Д. Казанли и С. Обручева определить астропункт устья Бахапчи. Ю. Билибин».
Юрий Александрович сожалел, что экспедиция Наркомвода, поверив в непроходимость Бахапчи, не стала ее обследовать, и надеялся, что Казанли, сплавляясь с отрядом Бертина, установит здесь астропункт. А если он почему-либо не сделает этого, то в следующем году этим займется экспедиция Сергея Обручева, которая будет плыть по Колыме… Кто-то обязательно должен нанести на карту точные координаты устья Бахапчи. Порожистая, но вполне сплавная река, послужит освоению Колымского края!
— А теперь, догоры, наша цель — Среднекан!
Отвязали чалки и на рассвете тронулись по Колыме. После каверзного Малтана и бешеной Бахапчи плыть по широкой полноводной и спокойной реке — одно удовольствие. Колыма здесь, в высоких берегах, без перекатов, бурунов, почти без изгибов и островов. Шевели потихоньку кормовым веслом, поудобнее устроившись на тюках, освежай прохладной чистой водицей горячие волдыри на натруженных руках, залечивай рубиновые эполеты и любуйся сколько душе угодно красотами вожделенной Колымы.
Слева и справа падало, сверкая по валунам, много речек и ключей, безымянных, не помянутых на спичечной карте Макара Медова. Разобраться невозможно, где какая… Хорошо бы встретить кого-нибудь. Макар говорил, что где-то здесь, близ устья Дебина, реки, впадающей слева, должна быть заимка якута не то Дягилева, не то Лягилева.
Только подумали об этом, глядь, на откосе человек. Плоты — к берегу. Сергей — прямо в воду и, будто белка, скок, скок, наверх. Но человек бежать. Сергей — за ним, тот — от него. Ненормальный или одичавший какой-то… С полчаса гонялся за ним быстроногий Сергей и привел за руку. Беглец оказался уже немолодым: весь какой-то помятый, замурзанный, с бегающими красными глазками… И лишь одно бормочет:
— Мин суох… мин суох…
Его угощали, подарками одаривали, но ничего, кроме «мин суох», не добились. Даже фамилию свою не вспомнил. Узнали только, что река, по берегу которой гонялся за ним Сергей, как раз и есть Дебин.
— Баар… баар, — подтвердил «гость».
Распрощались очень ласково, в торбу и за пазуху напихали ему всяких угощений и подарков. Вслух жалели его: может, родился таким, может, испортили человека медведь или какая-нибудь белая банда, шаставшая по Колыме, а может, он десять лет ни одной живой души не видел и за все это время ни разу, что такое Советская власть, не слышал.
— И мы здесь первые ее посланцы, представители! — говорил Юрий Александрович, одаривая якута. — Понимать надо!
Дебин — первая большая река после Бахапчи. Дальше должны быть примерно такие же реки справа — Урутукан, слева — Хатыннах, или Березаллах, с березовой долиной, затем Таскан, Лыглыхтах, Ускунья, а там и — Среднекан, по-местному Хиринникан — Долина Рябчиков.
