Вадим Бурлак - Неизвестный Нью-Йорк. История. Легенды. Предания
Сорвались покушения на президентов США: Теодора Рузвельта и Франклина Рузвельта, Гарри Трумэна, Джеральда Форда, Рональда Рейгана.
30 марта 1982 года президент Рейган выходил из вашингтонского отеля «Хилтон». Бронированный автомобиль находился всего в нескольких шагах от подъезда. Как всегда, президент улыбался. Отточенное, дружелюбное помахивание репортерам и случайным зевакам.
Глухой пистолетный выстрел. Через несколько секунд покушавшийся был схвачен. А машина с раненым президентом помчалась к больнице…
Американцы любят многозначительную символику. Нашли они ее и в этом покушении. Пистолет, из которого стреляли в Рейгана, куплен в Далласе. На той самой улице, где был убит Джон Кеннеди.
Почти на полвека раньше произошло покушение на Франклина Рузвельта. Стрелял в президента Джозеф Зан-гара. В президента не попал. Его пуля убила мэра Чикаго Антона Чермака. Зангару казнили. Официально он был объявлен «полусумасшедшим одиночкой». Пожалуй, не было ни одного покушавшегося на президентов США, которого не назвали бы психически ненормальным.
Любой, кто хоть немного знаком с историей США, знает, что Франклин Рузвельт был ненавистен не «сумасшедшим одиночкам», а ультраправым.
Кроме открытых покушений, в США можно насчитать много загадочных смертей известных политических деятелей. Тайна окутывает смерть президента Уоррена Гардинга в 1923 году. Также таинственна смерть Франклина Рузвельта…
Подавленный страхом
Неунывающий, задорный, приветливый Кони-Айленд был наполнен до краев весельем, детским смехом, восторженными криками взрослых.
— Мне уже все безразлично, — сказал он и присел рядом со мной на скамейку. — Только не подумайте, что я неудачник. Есть работа, есть квартира здесь, в Нью-Йорке, есть дом, две машины. Вот только потерян какой-то стержень. Не знаю, как его назвать. Корень жизни, смысл жизни, цель… Нет, не знаю… Мне кажется, я стал рабом страха.
«Странное начало разговора с незнакомым человеком», — подумал я.
Он вздохнул, но это никак не отразилось в его взгляде. Не было в глазах ни дьявольских, мгновенно появляющихся и исчезающих горящих змеек, как у сумасшедших. Не было затаенного желания, как у наркоманов. Не было надежды мечтателей или тоски пессимистов. Не было огоньков жизнелюбия. Пустота. Взгляд ни на чем не задерживался. Проскальзывал, уходил не в прошлое, не в будущее, а куда-то в неизвестное.
— Страх неотступен, — снова заговорил мой неожиданный собеседник. — Я разучился веселиться, переживать, сочувствовать. Я теперь часто думаю о покойниках и завидую им. У них все позади. Дело сделано. Им уже нечего бояться. Их уже не запугает город страха — Нью-Йорк…
— Когда у вас это началось? Может, стоит показаться врачу? — не зная, как закончить разговор, спросил я.
Он махнул рукой.
— Пустое. Мне не нужны ни врачи, ни кто-то другой. А когда началось, не помню. Проснулся в одно прекрасное утро, окинул взглядом все, что у меня есть. Вспомнил, что было. Представил, что может быть. Стало страшно. Жить дальше? Зачем? Впереди только пропасть, лед, темнота и страх, страх, страх…
Не помню, кто из великих сказал: «Неизвестно, где поджидает нас смерть, так будем же ожидать ее всюду. Размышлять о смерти — значит размышлять о свободе. Кто научился умирать, тот разучился быть рабом». Жизнь — заранее проигранная игра. Хорошо, когда не с кем прощаться, не о чем ни жалеть, не к чему привязываться…
Он вдруг повернулся ко мне и, не меняя тона, продолжил бесцветно и тихо.
— А знаете, Национальный комитет по предупреждению самоубийств среди молодежи сообщил, что каждый день в США кончают с собой четырнадцать подростков. Особенно высок процент суицида в Нью-Йорке…
Его не интересовало, слушаю я или нет. Он выбрасывал слова в пустоту и, казалось, ему самому они были безразличны.
— Американская ассоциация психиатров утверждает: тысячи душевнобольных, которых не в состоянии содержать их семьи, которые самостоятельно не могут лечиться и обслуживать себя, выброшены из клиник на улицу, на произвол судьбы. И число таких больных на улицах Америки — почти миллион. Вы оглянитесь вокруг. Их полно всюду — на каждой улице Нью-Йорка. Неужели вы их еще не встречали?
Он кивнул куда-то за деревья, где слышалась музыка и мелькали огни аттракционов.
Я ничего не ответил.
Внезапно он поднялся со скамьи. Не попрощался и даже не взглянул в мою сторону. Будто и не было меня и нашей случайной встречи. Уходил по дорожке человек с серым, тусклым лицом. Уходил не оглядываясь, ни на что не обращая внимания. Куда он шел? В прошлое? В небытие?..
Мне вспомнилась легенда о боге дорог. Там говорилось о людях, которые вроде бы и идут со всеми, но их уже нет рядом.
Неунывающий, задорный, приветливый Кони-Айленд«…Они зрячие, но не видят. Они слушают, но принимают смех гиены и тявканье шакала за пение птиц, грохот камней, летящих в бездну, за журчание ручья. И зов Бога дорог для них не выбор пути, а обуза.
Они с радостным смехом прыгают в пропасть, и их становится все больше и больше…»
У этого человека свой «исход». Вот только кто позвал его в таинственную даль? Какая путеводная звезда осветила ему дорогу?
Звезда ли?..
Может, он принял совсем другой огонь за ее свет?.. И сам Апокалипсис манит его?
А вокруг был до краев наполнен весельем и детским смехом неунывающий, задорный и приветливый Кони-Айленд…
Под маской страха
Странное увлечение
Хэрри Кендал Toy был единственным сыном в одном из самых богатых семейств Нью-Йорка в конца XIX — начале XX веков.
Родители отправляли его учиться в самые престижные школы страны, однако Хэдли нигде долго не задерживался. В четырнадцать лет он уже курил, выпивал крепкие напитки и резался в покер. Играл парень азартно и самозабвенно. За день мог просадить все деньги, выдаваемые ему родителями на целый месяц. А потом писал слезливые письма домой и просил маму подбросить еще долларов.
Он постоянно влезал в долги и даже шарил по чужим карманам в школьных гардеробных. Несколько раз его ловили «на горячем». Но миссис Toy мгновенно кидалась на защиту сына. И, благодаря щедрым подношениям, улаживала самые щекотливые ситуации.
Кое-как завершив школьное образование, Хэрри был отправлен заботливыми родителями в Гарвардский университет. Но и там он продолжал прежнюю жизнь безудержного картежника, гуляки, баловня судьбы.
Когда настало время первых университетских каникул, нерадивый студент отправил родителям в Нью-Йорк телеграмму: «Задерживаюсь. Прибуду через пару дней…»
Но Хэрри так и не приехал. Ни через день, ни через неделю. На тревожные телеграммы родителей он не отвечал. Обеспокоенная миссис Toy сама решила навестить сына.
Своего отпрыска она застала за странным занятием. По всей квартире, которую снимал Хэрри, были разбросаны маски фантастических чудовищ, изготовленные из картона. Младший Toy увлеченно разрисовывал их масляными красками.
«Я боюсь этого города»
Изумленной матери он спокойно объяснил:
— Теперь я могу появиться в Нью-Йорке. Я боюсь этого города. Но маска страха спасет меня…
Эти слова еще больше озадачили миссис Toy.
— Мальчик мой, кого ты опасаешься? Кто напугал тебя в Нью-Йорке?
А сын так же невозмутимо, не отрываясь от странного занятия, поведал ей:
— Мне было лет двенадцать. Вы меня перевели тогда в новую школу на Манхэттене. — Хэрри наконец оторвался от своего занятия, поцеловал мать и продолжил давнюю историю. — Мой одноклассник Толстый Пич где-то раздобыл старинную индейскую «маску страха». Оказывается, краснокожие, не помню, какого племени, боялись входить в Нью-Йорк, поскольку считали этот город живым существом, чудовищем, которое может поглотить их. Но для торговли и обмена товарами им все же приходилось появляться в Нью-Йорке. Для того, чтобы уберечься от чудовища, они заказали какому-то колдуну изготовить «маску страха» и, перед тем как войти в город, одевали ее по очереди. Индейцы считали, что таким образом запугивают Нью-Йорк, и он оставит их в покое.
— Мальчик мой, где ты это вычитал? — заволновалась миссис Toy.
Но сын недовольно перебил ее:
— Слушай дальше… Толстый Пич скрывал, как ему уда-лось добыть эту «маску страха». Он прятал ее от всех, а однажды одел ее и ночью напугал меня. С тех пор я боюсь Нью-Йорка. Но теперь у меня есть своя «маска страха»…
Рассказ сына шокировал миссис Toy, но решительности ей было не занимать. Она приказала Хэрри немедленно собирать чемоданы и отправляться вместе с ней в Нью-Йорк.
Врачи со всей тщательностью обследовали младшего Toy, но так и не обнаружили у него серьезного нервного расстройства.
