Игорь Зотиков - Пикник на Аппалачской тропе
Когда я встретился с Тони первый раз, он недавно женился, а сейчас у него уже выросли двое детей; сын Антони — невысокий, веселый черноглазый мальчик лет четырнадцати, и дочка — очаровательное создание двенадцати лет под именем Анджела, что и значит — ангельская, ведь «ангел» по-английски — «анджел». Хозяйством в доме занимается жена Тони — Мардж, она чуть выше Тони и раза в два тяжелее его. Меня всегда удивляло, какими толстыми могут быть отдельные американцы, — в большинстве своем они худые. Мардж из числа толстых американок, но все равно обаятельна своим добрым нравом, улыбкой, смехом, симпатичными ямочками на щеках красивого лица.
Дом, в котором живут Гау, стоит на склоне холма, так что часть первого этажа, где помещается комната для игр детей и их спальни, наполовину как бы врыта в землю, в склон. Ну а главной частью второго этажа является большая гостиная-кухня — комната, в центре которой стоит открытый со всех сторон очаг камина, а выше его, на каменных столбах — широкий раструб вытяжной трубы. По одну сторону от камина пространство комнаты заполнено большой кухонной плитой и всеми другими атрибутами кухни. По другую сторону стоит большой диван, обеденный стол, скамьи, горшки с цветами. Через стеклянную стену этой комнаты виден склон долины, далекие, в дымке, мягкие холмы — горы Нью-Гемпшира. Здесь же, на этом этаже, — спальня хозяев и комната для гостей, где разместился я.
Через пару дней мне стало ясно, почему Мардж такая толстая. Она так любит готовить и делает это так хорошо, что просто удивительно, почему Тони худой как щепка…
По вечерам мы ужинаем все вместе. Едим конечно же по-американски, то есть почти все время левая рука у каждого висит как плеть под столом, и ты только иногда достаешь ее, чтобы уже двумя руками ножом и вилкой разрезать мясо, а потом тут же снова безвольно опускаешь ее под стол, как плеть. Я обратил внимание на такой способ еды еще в Мак-Мердо. Оказалось, что даже в американских книгах правил хорошего тона именно такой способ поведения за столом признан национальным, американским, а постоянное использование двух рук и, соответственно, ножа и вилки — это уже чужое, европейское.
Конечно, приехав на несколько месяцев, я не могу, да и не хочу жить в гостях даже у Тони. Мне надо снять комнату или квартиру. Но пока дело затягивается, потому что мои друзья хотят сделать так, чтобы я мог арендовать или купить здесь за казенный счет машину. А для этого надо найти дешевую квартиру и надо, чтобы эта квартира была расположена не близко от работы (чтобы было основание для использования машины).
План дня у меня обычно такой. Встаю в шесть утра вместе со всей семьей Гау. Все в Америке встают рано. Завтрак, приготовление бутербродов для ланча, поездка на работу занимают час с лишним. В семь тридцать все уже на работе. Несмотря на то что официальное начало работы в восемь ноль-ноль, половина стоянки машин уже занята. Это значит — половина сотрудников уже на работе. Каждый, проходя через вестибюль, расписывается в одной для всех книге, ставит время прихода. Вечером, уходя, он в другой книге отметит время ухода и снова распишется. Обед у нас занимает официально один час, но время не фиксированное: с 12 до 2 часов. В этих пределах каждый выбирает сам желательную ему продолжительность ланча и записывает его в книгу учета. Наша группа выбрала для себя начало ланча в полдень, а продолжительность — в полтора часа. Но мы — Тони Гау и я и еще несколько наших друзей — не обедаем. Вместо этого ровно в полдень мы выбегаем на улицу, садимся в одну из машин членов нашего кружка и мчимся к спортивному комплексу Дартмутского колледжа. Бегом в раздевалку, переодеваемся в спортивные шорты и кеды и — на беговую дорожку закрытого стадиона, помещение которого — огромный, надутый воздухом свод из прорезиненной материи — в двух шагах. Примерно полчаса мы бегаем, потом снова в темпе — в сауну. Десять минут парная, потом — короткий душ, переодевание, опять бегом к машине — и мы снова на работе. Вся операция укладывается в полтора часа.
Обедаем мы уже на своих рабочих местах. У всех есть или кипятильник, или электрочайник. Растворимые пакетики чая или кофе лежат у каждого в столе, а сам ланч — большой, многослойный бутерброд — каждый привозит с собой из дома в пакете из светло-коричневой бумаги. Такой ланч имеет даже свое название — «браун-багланч», что значит «ланч из коричневого пакета», — настолько он обычен в Америке.
Мы не боимся того, что едим в рабочее время. Ведь по порядкам КРРЕЛ даже в кафетерий можно пойти уже в десять утра, когда он открывался для утреннего кофе, и сидеть там хоть до трех дня, когда он закрывался. Начальство считает, что, даже если ты ешь, беседуя с другом, но остаешься при этом на работе, твои мозги все равно заняты делом и ты можешь в любой момент ответить на телефонный звонок, а это одна из важнейших составляющих работы.
Каждый в КРРЕЛ должен отработать в среднем за неделю не менее восьми часов в день, однако волен делать это в часы, которые ему более удобны. Есть только несколько фиксированных часов, когда ты должен быть обязательно на работе, если ты не взял свободный день в счет отпуска или болезни. Эти часы — с восьми утра до полудня (четыре часа) и с двух до четырех после обеда. Итого — шесть часов из восьми, в которые ты должен быть на работе обязательно.
Как ты будешь дорабатывать оставшиеся два часа — твое дело. Ты можешь прийти на работу в шесть утра и уехать домой в шестнадцать ноль-ноль. Тогда в книге прихода твоя подпись будет одной из первых. Вряд ли она будет первой, потому что обязательно найдется кто-то, кто приехал еще раньше, отрабатывая время за те дни недели, в которые он пробыл на работе только обязательные шесть часов.
Надо сказать, что большая часть работников КРРЕЛ уезжают домой между четырьмя и пятью, так как приезжают на работу между шестью и семью утра. Я всегда удивлялся, как они находят в себе силы делать это ежедневно. Ведь большинство сотрудников КРРЕЛ живет в своих домах с большими приусадебными участками среди лесов и холмов в получасе-часе езды от КРРЕЛ, и у многих, как у сельских жителей, есть еще и различная живность: куры, индейки, свиньи, а у некоторых — даже коровы, лошади, молодые бычки или телята, которых они откармливают, сдавая потом на мясо.
А не может ли при такой системе случиться так, что кто-то будет приезжать на работу утром, уезжать, а потом возвращаться снова лишь вечером, чтобы расписаться еще раз в «уходе». Ведь КРРЕЛ состоит из нескольких зданий, и поэтому весь день все вводят или выходят из главного здания, где лежит книга прихода или ухода.
Воспользоваться этим невозможно, потому что все помещения КРРЕЛ, включая и рабочее дворы и переходы, охвачены специальной системой радиофикации, которая обычно существует на кораблях. Это система громкоговорителей, которые никогда не отключаются и соединены с единым пунктом, откуда через эти динамики передаются распоряжения и объявления, которые слышат все во всех корпусах и вообще на территории. Оператором этой системы была веселая и общительная женщина средних лет с яркой цыганской наружностью — Барбара. Ее официальная должность называется «оператор телефонов КРРЕЛ», и она действительно отвечает на все телефонные звонки со стороны, соединяет звонящих с «добавочными» сотрудников или сотрудников между собой. Но если тот, кому ты звонил, не отвечал по своему телефону, можно попросить Барбару разыскать его, узнать его новый телефон или попросить его позвонить по твоему номеру. И немедленно затем на весь институт гремел голос Барбары: «Доктор Игор Зотиков, доктор Игор Зотиков, вас просит позвонить доктор Антони Гау, просит позвонить доктор Гау, его телефон…»
