Сесил Скотт Форестер - Пришпоренный
— Ветер отходит, мистер Провс. Следите за компасом.
— Есть, сэр. Пять склянок, сэр.
Прилив почти достиг максимума — еще один фактор, который нельзя упускать из виду. Расчет левой шканцевой карронады развернул орудие до предела. Хорнблауэр, обернувшись, увидел за кормой каботажное судно. В темноте блеснули две вспышки, и тут же под ногами у Хорнблауэра послышался треск. На шас-маре установлены пушки, и эти игрушечные пушечки дали бортовой залп. По крайней мере одно ядро угодило в цель. Хоть пушечки и игрушечные, но даже четырехфунтовое ядро способно пробить тонкий борт «Отчаянного». Карронада громыхнула в ответ.
— Возьмите немного круче к ветру, — сказал Хорнблауэр, одновременно прислушиваясь к крикам лотовых. — Мистер Буш. Приготовиться у пушек левого борта, когда мы приведемся.
— Цельсь! — закричал Буш. Прошло несколько напряженных секунд. — Пли!
Пушки выстрелили почти одновременно, и Хорнблауэру почудилось — хотя он был почти уверен, что неправ — будто он слышит треск, с которым ядро ударило в корпус шас-маре. Но уж крики-то услышал наверняка, хотя ничего не видел в дыму. Но сейчас не время об этом думать. Остается всего полчаса до конца прилива. Больше каботажных судов ждать не приходится — теперь они не смогли бы обогнуть скалы Каунсил до отлива. Пора выводить шлюп из этого опасного места. Прилива еле-еле хватит на то, чтоб выйти отсюда, и даже сейчас они запросто могут самым постыдным образом сесть на мель и остаться в свете дня под пушками батареи Тулинг.
— Время распрощаться, — сказал Хорнблауэр Провсу.
Он вдруг осознал, что от перенапряжения несет чепуху. Ему еще долго придется держать себя в руках. Сесть на мель в конце прилива куда опаснее, чем в начале. Хорнблауэр глотнул и ценой огромного усилия внутренне собрался.
— Я поведу судно, мистер Провс, — сказал он и взялся за рупор.
— На брасы! Команде поворачивать судно! Еще один приказ, и рулевые положили судно на другой галс. Провс у нактоуза проверял курс. Теперь придется нащупывать путь среди подстерегающих в темноте опасностей. Беззаботные матросы начали было весело болтать, но резкий окрик Буша заставил их смолкнуть. На корабле стало тихо, как в церкви.
— Ветер с заката отошел на три румба, сэр, — доложил Провс.
— Спасибо.
Ветер дул чуть позади траверза и управлять «Отчаянным» было легко, но теперь приходилось полагаться на интуицию, не на расчет. Надо было в прилив двигаться среди мелей, едва закрываемых высокой водой. Хорнблауэр искал дорогу ощупью, руководствуясь показаниями лота, еле различимыми очертаниями берега и отмелей. Штурвал постоянно поворачивался то в одну, то в другую сторону. В какую-то безумно опасную секунду корабль начало сносить, однако Хорнблауэр в последний момент успел повернуть его.
— Стояние прилива и отлива, сэр, — доложил Провс.
— Спасибо.
Стоячая вода, если не вмешается какой-нибудь из многочисленных непредвиденных факторов. Уже несколько дней дул слабый, но устойчивый ветер с юго-востока. Это тоже надо принять во внимание.
— Метка пять! — крикнул лотовый.
— Слава Богу! — пробормотал Провс.
Впервые за всю ночь у «Отчаянного» полных двенадцать футов под килем, но ему по-прежнему угрожают подводные скалы.
— Один румб вправо, — приказал Хорнблауэр.
— Глубже шести!
— Мистер Буш! — Надо сохранять спокойствие. Нельзя показывать облегчение, вообще никаких человеческих чувств, хотя внутри закипало, несмотря на полное изнеможение, идиотское желание рассмеяться. — Попрошу вас любезно закрепить пушки. После этого можете отпустить матросов с боевых постов.
— Есть, сэр.
— Я должен поблагодарить вас, мистер Провс, за вашу весьма квалифицированную помощь.
— Меня, сэр? — Провс невнятно забормотал что-то самоуничижительное. Хорнблауэр мог вообразить, как движется в темноте удивленное худощавое лицо. Он оставил его бормотание без ответа.
— Можете положить судно в дрейф, мистер Провс. Мы не хотим на заре оказаться под пушками Пти Мину.
— Нет, сэр, конечно, нет, сэр.
Все в порядке. «Отчаянный» вошел в Тулинг и благополучно из него вышел. Каботажные суда на юге получили урок, который не скоро забудут. Сейчас стало видно, что ночь совсем не такая темная, и вовсе не из-за того, что глаза привыкли к темноте. Лица виднелись белыми неясными пятнами. Глядя назад, Хорнблауэр различал низкие холмы Келерна, темные на фоне светлеющего неба. Пока Хорнблауэр смотрел, вершины их посеребрились. Он совсем забыл, что скоро взойдет луна — ведь на это он указывал в письме к Пелью. Ущербная луна поднялась над вершинами холмов и засияла над проливом. Поставили брам-стеньги, марсели, убрали стаксели.
— Что это за шум? — спросил Хорнблауэр, имея в виду глухой стук где-то на баке.
— Плотник заделывает пробоину от ядра, — объяснил Буш. — Последний из французов продырявил нам правый борт выше ватерлинии.
— Кто-нибудь ранен?
— Нет, сэр.
— Очень хорошо.
Для того, чтоб задать вопрос и вежливо закончить беседу потребовалось еще одно усилие воли.
— Теперь я могу быть уверен, что вы не заблудитесь, мистер Буш, — сказал Хорнблауэр. Он не мог не пошутить, хотя и чувствовал, что делать этого не следует. Матросы обстенили грот-марсель. «Отчаянный» тихо и мирно лег в дрейф. — Поставьте обычную вахту, мистер Буш. И проследите, чтоб меня позвали в восемь склянок полуночной вахты.
— Есть, сэр.
Впереди четыре часа отдыха. Обессиленные тело и мозг жаждали покоя — скорее даже забытья. Не позже чем через час после рассвета надо будет отослать Пелью рапорт о ночных событиях, а чтоб составить его, потребуется не меньше часа. И надо воспользоваться случаем написать Марии, чтоб отправить письмо на «Тоннан» вместе с рапортом. На письмо Марии уйдет больше времени, чем на рапорт. Тут Хорнблауэр вспомнил кое-что еще. Еще одно усилие.
— Да, мистер Буш!
— Сэр?
— Во время утренней вахты я пошлю шлюпку на «Тоннан». Если кто-нибудь из офицеров — или из матросов — захочет отправить письмо, он может воспользоваться случаем.
— Есть, сэр. Спасибо, сэр.
Хорнблауэр вошел в каюту. Требовалось еще одно усилие, чтоб стянуть башмаки, но появление Гримса избавило его от хлопот. Гримс стащил с него башмаки, снял сюртук, развязал галстук. Хорнблауэр позволил ему это сделать — он слишком устал даже для того, чтобы смущаться. Секунду он с наслаждением шевелил пальцами в носках, потом бросился на койку, полуничком, полунабок, положив под голову руки, и Гримс накрыл его одеялом.
