Жюль Верн - Агентство «Томпсон и K°»
Сказав это, искусный говорун смолк.
Последняя фраза подействовала. Доказательством того служила замеченная молодым азорцем перемена в поведении сэра Хамильтона. Не зная его, он, однако, задался целью убедить этого господина, изысканные манеры которого выдавали его как самого неприятного из слушателей. И вот Хамильтон бесспорно растаял. Он даже одобрил кивком заключение выслушанной речи.
Томсон в нерешительности, украдкой бросал взгляды направо и налево.
– Что думаете вы, капитан, насчет всего этого? – спросил он.
– Гм! – произнес капитан, скромно отворачиваясь. За ним на своем посту находился верный Артемон.
– Разве вы как английский джентльмен станете при таких условиях отталкивать женщину?
– Право, сударь, мне кажется, – сказала Алиса Линдсей, смело выступив из кружка туристов, – мне кажется, не предрешая вопроса, можно было бы сделать то, что предлагает этот юноша, то есть отправиться к коррежидору, который и решит, как быть.
– Пусть будет по-вашему, миссис Линдсей! – воскликнул Томпсон. – Агентство ни в чем не отказывает своим пассажирам.
Раздались крики «браво!». Очевидно, молодая чета завоевала симпатии пассажиров «Симью». К этим аплодисментам только сэр Хамильтон не присоединился. Удивительное явление: его обычная манера, корректная, но холодная, сразу вернулась к нему. Так как ведение дела некоторым образом взяла на себя американская гражданка, то оно сразу перестало его интересовать. Теперь оно должно было быть улажено двумя низшими нациями – португальцами и американцами. Англия в его лице была уже здесь ни при чем.
– Во всяком случае, – заметил Томпсон, – попытку эту можно будет сделать только после обеда, час которого уже давно наступил. Тогда останется прорваться через линию осаждающих. Вам следовало бы, господин профессор, потолковать на этот счет с парнем.
– Я берусь за это, – заявил Жоакимо. Подойдя к борту, он обратился к обеим сторонам, передав им о принятом решении. Сообщение его встретило различный прием. Но, наконец, раз дело шло не об увозе, не о похищении при содействии иностранцев, раз оно должно было получить правильное решение, оставалось только подчиниться ему, и все подчинились, причем каждая сторона вольна была приписывать себе победу. Доступ к «Симью» тотчас очистился, и когда по окончании обеда Томпсон и Робер в сопровождении Жоакимо высадились на набережной, то нашли, что настроение тут господствовало относительно спокойное.
Однако в канцелярию судьи они шли, провожаемые довольно многочисленной толпой. Коррежидора там не оказалось, и один из служащих должен был отправиться искать его. Вскоре он появился. Это был человек средних лет, лысый, смуглый, на вид раздражительного и желчного темперамента. Рассерженный, несомненно, этим непредвиденным беспокойством, он резко допрашивал своих поздних посетителей.
Робер в немногих словах ознакомил его с обстоятельствами и спросил его мнение. Но как ни кратко излагал он дело, он оказывался еще слишком многоречивым, на взгляд нетерпеливого коррежидора, барабанившего пальцами крайне бурный марш по столу, за которым сидел.
– Госпожа Лобато, – ответил он, – пользуется плохой репутацией. Жоакимо Саласар и Таржела – прекрасной. Полное право последней – уйти куда угодно и выйти замуж за кого угодно, когда я, коррежидор, так постановлю. Таков закон. Однако я могу сделать подобное постановление только в том случае, если Таржела потребует этого устным или письменным заявлением.
– Вот оно, – живо проговорил Жоакимо, протягивая бумагу коррежидору.
– Хорошо! – одобрил тот, схватив перо, которым сделал грозный росчерк на печатном бланке. – Сегодня – двадцать второе мая. Венчание – двадцать пятого. Обратитесь к дону Пабло Терраро, в церковь святого Антония.
Коррежидор встал и с силой нажал звонок. По этому сигналу два служащих явились в кабинет судьи.
– Доброго вечера, господа! – поклонился судья, и трое заинтересованных вскоре очутились на улице.
– Вот дело ваше и улажено, милейший, – сказал Робер Жоакимо. – Через три дня вы с Таржелой поженитесь.
– О, господа, господа, как мне вас благодарить! – вскрикнул Жоакимо, горячо пожимая руки обоим услужливым иностранцам.
– Сделав жену свою счастливой, голубчик, – сказал Робер, смеясь. – А как же вы будете до дня свадьбы?
– Я? – спросил Жоакимо удивленно.
– Да. Не боитесь вы всех этих недавних неистовцев?
– Ба! – беззаботно произнес молодой человек, показывая свои кулаки. – У меня есть чем защищаться.
И, весело насвистывая мотив какого-то танца, он исчез в темной улице главного города острова Св. Михаила.
Глава десятая
В которой доказывается, что Джонсон – мудрец
Остров Св. Михаила имеет продолговатую форму. В середине его, у двух бухт, образующих узкую часть, два города: Понта-Дельгада – на юге и Рибейра-Гранде – на севере. Дорога, хорошая и легкая, к тому же имеющая подъем не больше двухсот метров, соединяет эти два города, почти одинаковые по количеству жителей и отстоящие один от другого на расстоянии около восемнадцати километров.
Остальная же часть острова, направо и налево от перешейка, имеет более возвышенный профиль. Западная сторона оставалась на другой день после ночи, проведенной в Рибейра-Гранде, где ожидались верховые животные из Понта-Дельгады. Одного дня должно было хватить на посещение восточной части острова.
Принимая во внимание извилистость путей, приходилось считать на каждый день сорок километров. В общем, довольно трудная задача. Собрав сведения у Робера и у проводников, Томпсон счел нужным перенести на шесть часов утра отъезд, по программе назначенный на восемь.
Это решение стоило ему сцены со стороны Хамильтона и Сондерса. Оба аколита стали сильно жаловаться на постоянные перемены в программе, которая, однако, должна бы соблюдаться как закон.
– И, сударь, заметьте себе следующее, – заключил Сондерс, подчеркивая каждый слог: – Я не по-е-ду в по-ло-ви-не седь-мо-го!
– И я тоже нет, – заявил баронет, ревностно подражавший своему образцу, – и леди Хамильтон не поедет, и мисс Хамильтон. Мы все будем на пристани ровно в восемь часов, как это значится в вашей программе, и рассчитываем найти обещанные ею перевозочные средства. Заметьте себе это!
Замечания Хамильтона и Сондерса, может быть, и были основательны, но Томпсон, несмотря на все свое желание угодить пассажирам, чувствовал, что теряет терпение с этими двумя господами. Он ограничился тем, что сухо поклонился им, не дав никакого ответа.
