Александр Берман - Среди стихий
...В 22-м пороге Мельзейского каскада реки Ка-Хем (Южный Саян, Тува) плот Александра Степанова налетел на камень и застрял над основным сливом. При помощи веревок команда перебралась с плота на берег, и сплав был прекращен. Это было в 1961 году. Годом позже я участвовал в сплаве по той же реке на плоту под командой Игоря Потемкина. Когда мы обошли по берегу 22-й порог и стали разглядывать его, Игорь сказал одному из участников степановского сплава, бывшему с нами: "Ваше счастье, что плот застрял над порогом, а то бы тебя сейчас не было с нами". Сутки мы потратила на тщательной изучение 22-го. Картину он являл собой угрожающую: тяжелый камень стоял на обрыве ступени, разбивая падающую реку; он походил на корабль, запущенный на полный ход и покинутый командой; а нам нужно заскочить под самый его форштевень, а потом успеть увернуться. Создавалось впечатление, что в случае ошибки в маневре команду ждет гибель. Мы думали столь категорично потому, что в таких порогах раньше никто не плавал.
Гибель экипажа, казавшаяся неизбежной первопроходцам, не произошла. После тщательных расчетов мы выполнили необходимый маневр, и секунды, проведенные в 22-м пороге, остались в памяти как напряженнейшие ярчайшие секунды моей жизни.
Четырьмя годами позже я видел на киноэкране, как плот Владимира Бялого на всем ходу (читай - на полной высокой воде) врезался в страшный камень 22-го порога, косо встал на дыбы, перевернулся, погребая под собой команду, и... все бяловцы остались живы и здоровы.
Что же испытывает человек, попав в поток горной реки? Этот вопрос отнюдь не риторический. Он имеет практическое значение для выработки поведения спортсмена в критической ситуации, грозящей катастрофой.
Еще до 22-го, пройдя 3-й порог Мельзейского каскада, порог сложный, красивый и чистый, без камней, с мощной струей, бьющей в гладкую стену, мы задумались над ощущениями человека, упавшего в воду. И в этот порог я решил прыгнуть, чтобы испытать все по доброй воле. Но в результате обсуждения идея выродилась - решили, что без веревки опасно, но с веревкой было еще опаснее...
Через неделю я все-таки попал в воду, не совсем добровольно, но и не совсем неожиданно. Мы втроем шли берегом, разведывая новые пороги. Это было ниже 22-го, при подходе к Ка-Хемской Трубе. Путь преградила скала, уходящая в воду, и, как обычно, мы попытались пролезть по стенке над водой.
На этот раз едва мы прошли по скале десяток метров, как всем стало ясно, что дальше пути нет. Игорь со Львом повернули назад. Но я решил продолжить лазанье (поступку этому нет оправданий, но что было, то было). Ребята не оборачивались и не видели меня. Скоро они совсем скрылись за выступом скалы. Я никогда бы не решился на такое лазанье без страховки, если бы подо мною была не вода. Струя била в стену и, отражаясь, уходила к середине реки; было видно, как впереди падает река в слив порога, в котором и плот нырнет, и гребцов, пожалуй, затопит по пояс. За секунду до падения я сделал все, чтобы удержаться, а потом отцепился и, оттолкнувшись, спрыгнул в воду. После жесткой грубости камня был блаженный миг, когда вода подхватила меня и понесла; уже под водой почувствовал я это движение, а вынырнув, увидел пленительный бесшумный полет скал надо мной. Я сделал рывок, но берег продолжал отдаляться. Я знал, что меня хватит лишь на несколько секунд такой работы, и уже решил отдаться воде (так же, как в штормовом прибое, когда тупо сопротивляться бесполезно, а надо ловчить, выбирая момент), но берег перестал отдаляться, а через секунду начал приближаться, и, уже теряя темп, я ткнулся в узкую полоску галечного пляжа. Ребята отругали меня за это происшествие добродушнее, чем следовало бы.
Еще через несколько дней на выходе плота из пятикилометровой Ка-Хемской Трубы гребь зацепила за стену, сломалась и полетела в воду. Тогда с разрешения командира я прыгнул и достал ее. Интересны впечатления с воды: плот стоит, вода стоит, движутся берега, скалы, деревья - опять этот бесшумный полет всего вокруг, и люди на бревнах плота длинными гребями шевелят неподвижную воду, почему-то всю изрытую прыгающими бурунами, увенчанными непонятно откуда взявшейся пеной. Люди с плота смотрят на тебя, проявляя ту или иную степень беспокойства, а потом вдруг панически начинают махать руками. Но ты и сам уже плывешь к плоту что есть силы и должен бы уже доплыть, но вода не пускает, а потом вдруг... р-р-раз и сама подкатывает тебя прямо к плоту.
Так, время от времени общаясь с "горной водой", я познавал ее сумасбродную силу, хитрую, "хитрее" ритмичной силы прибоя; но удачное завершение эпизодов настраивало на благодушный лад.
Напомнила мне о том, что вода - стихия, враждебная человеку, гибель Натальи Н., хорошей пловчихи, сорвавшейся с плота на мощной саянской реке.
Это было в том же году, когда мы шли по Ка-Хему, и произошло на соседней реке, в другой группе. Их плот остановился у стены прижима, встал почти на ребро, Наталью смыло. Стоит заметить, что пока плот идет, с водой можно обращаться достаточно свободно (скажем, сидеть на плоту и мыть ноги), но как только плот остановится у препятствия - налетит на камень или наткнется на стену, - картина менятся. Река резко бросается вперед, с шумом налетает на плот, яростно трясет его. И тут берегись воды - слизнет, и оглянуться не успеешь.
Когда Наталья оказалась в воде, командир плота бросился за ней, но с воды ничего не увидел. В полукилометре ниже он выбрался на берег. По его рассказам, вода была быстрой и бурной, но плыть можно было. Место было глубокое, без камней.
Наталью нашли в ста километрах ниже.
Стоя на плоту, постоянно приходится купаться. Плот проходит слив, и сразу за ним вода затапливает гребцов по пояс, по плечи, накрывает с головой, и нужно стараться быть как можно выше, вытягиваться вверх, чтобы тебя затопило меньше, а если и накрыло с головой, то все равно вытягиваться, потому что верхний слой воды - это вода пополам с воздухом, она легкая, и силы у нее нет. Кроме того, верхний слой воды обычно движется со скоростью, близкой к скорости плота, в то время как в глубине, когда плот нырнул, по его настилу иногда гуляют мощные продольные и боковые струи, которые отрывают привязанные к плоту предметы, смывают людей. Эти струи хорошо чувствуешь ногами, стоя на плоту, вцепившись руками в высокие, толстые страховочные колья, врубленные в основные бревна плота.
С тех пор как перестали падать ниц перед валами порогов, появилась возможность работать на греби в малые промежутки времени между валами, да и в самом валу. При этом опорой гребцам служит сама гребь, за которую они цепляются с разных сторон и которая удерживает их на плоту. А чтобы гребь из-под воды не всплывала, на подгребице она закрыта специальной скобой. На случай быстрой замены сломанной греби запасной скобу сделали просто из березовой ветки: ее перебивают одним ударом, а топоры всегда врублены в бревна плота у передней и задней подгребиц. Еще более отвлекаясь, хочу здесь заметить, что, конечно, можно было бы придумать легкооткрываемые зацепы для греби, зажимы и прочую политехнику, но остались деревяшки, топор и простые первобытные действия человека, натренированного быстро двигаться и быстро думать. В этом, возможно, и есть соль плотового сплава, его острый вкус.
