Chatwin Bruce - Брюс Чатвин - Тропы Песен (1987)
И вдруг я вспомнил: Лоренц!
22
В тот день, когда я познакомился с Конрадом Лоренцем, он работал в своем саду в Альтенберге, городке на Дунае, недалеко от Вены. Из степи задувал горячий восточный ветер. Я приехал к нему, чтобы взять интервью для газеты.
«Отец этологии» оказался хрящеватым мужчиной с седой бородой лопатой, с арктически-синими глазами и лицом, порозовевшим от солнца. Его книга «Об агрессии» возмутила либеральные умы по обе стороны Атлантики — и явилась подарком для «консерваторов». Его враги раскопали одну полузабытую работу, опубликованную в 1942 году году — год «окончательного решения», — в которой Лоренц ставил теорию инстинкта на службу расистской биологии. В 1973 году он получил Нобелевскую премию.
Он познакомил меня с женой. Она отложила свою корзинку для прополки и сдержанно улыбнулась из-под полей соломенной шляпки. Мы вежливо побеседовали о трудностях разведения фиалок.
— Мы с женой, — сказал Лоренц, — знаем друг друга с раннего детства. Помню, мы играли в игуанодонов вон в тех кустах.
Он повел меня к дому — пышному необарочному особняку, построенному его отцом-хирургом еще в старые добрые времена Франца-Иосифа. Когда он открыл входную дверь, оттуда вырвалась целая свора поджарых дворняжек коричневого окраса. Все они норовили поставить лапы мне на плечи и лизнуть меня в лицо.
— Что это за собаки такие? — удивился я.
— Ублюдки! — хмуро пробормотал Лоренц. — Я бы весь приплод уничтожил. Видите вон ту чау-чау, вон там? Отличное животное! Внучка волка! Моя жена водила ее по всем лучшим производителям чау-чау в Баварии, подыскивая ей пару для случки. Она отвергла их всех… а потом взяла и совокупилась со шнауцером!
Мы расположились у него в кабинете, где стояла белая фаянсовая печка, аквариум с рыбами, игрушечный поезд и клетка с ухающей майной. Мы приступили к обзору его биографии.
В возрасте шести лет он уже читал книги об эволюции и сделался убежденным дарвинистом. Позже, будучи студентом в Вене, он специализировался в сравнительной анатомии уток и гусей: тогда-то он и понял, что они, как и все прочие животные, наследуют целые «блоки» или «парадигмы» инстинктивного поведения, которые содержатся в их генах. Брачный ритуал дикого селезня — готовый «эпизод пьесы». Самец машет хвостом, трясет головой, наклоняется вперед, выгибает шею — совершает последовательность движений, которые, раз начавшись, уже разворачиваются по предсказуемому сценарию. Они — такая же неразрывная часть его птичьего естества, как перепонки на лапах или блестящая зеленая голова.
Лоренц осознал и то, что эти «фиксированные формы действия» менялись в ходе естественного отбора и, должно быть, когда-то играли жизненно важную роль в выживании видов. Следовательно, их можно подвергнуть научному измерению, как измеряют, например, анатомические изменения, наблюдаемые между ближайшими родственными видами.
— Вот так я и пришел к этологии, — сказал Лоренц. — Никто меня не наталкивал на эти мысли. Я думал, что это само собой разумеется, что это понимают все психологи: я ведь был еще ребенком и очень уважал других людей. Я даже не понял, что стал одним из первооткрывателей.
«Агрессия», по определению Лоренца, является инстинктом, присущим животным и человеку и побуждающим их искать соперников своего же вида и драться с ними — хотя не обязательно убивать. Функция агрессии — обеспечивать равномерное распределение вида по среде его обитания, а также передачу генов «достойнейших» особей следующему поколению. Воинственное поведение — не реакция, а «побуждение» или стремление, и оно, подобно побуждениям голода или полового влечения, имеет свойство накапливаться и выливаться или на «естественный» предмет, или, если такого не находится, на «козла отпущения».
В отличие от человека, дикие звери редко дерутся до смерти, Они скорее превращают в «ритуал» свои ссоры, демонстрируя друг другу зубы, оперение, шрамы или издавая крики. Чужак разумеется, если это был более слабый чужак — распознает эти отпугивающие знаки и удаляется без лишнего шума.
Так, волку, который признает свое поражение, достаточно лишь подставить противнику свой затылок — и победителю уже не обязательно доводить до конца демонстрацию своего превосходства.
Лоренц объявлял свою книгу «Об агрессии» сборником сведений, накопленных опытным натуралистом, который многое знал о драках у животных и видел много войн между людьми. В войну он служил хирургом на русском фронте. Он провел несколько лет в советских лагерях для военнопленных и пришел к заключению, что человек — «опасно агрессивный» вид. Война как таковая является для него коллективным выбросом загнанных вглубь драчливых «побуждений»: такое поведение сослужило ему неплохую службу в тяжелую пору первобытной эры, но оно же таило в себе смертельную угрозу в век водородной бомбы.
Наше пагубное упущение, или Грехопадение, утверждал он, состоит в том, что мы изобрели себе «искусственное оружие» вместо того, чтобы развивать естественные средства обороны. Следовательно, как вид, мы оказались лишены сдерживающего инстинкта, который не позволяет «профессиональным хищникам» истреблять своих собратьев.
Я ожидал увидеть в Лоренце старомодно-учтивого человека, закосневшего в своих убеждениях, человека, который, восхищаясь упорядоченностью и разнообразием животного царства, решил отрезать себя от болезненного и хаотичного мира человеческих взаимоотношений. Я не мог ошибаться сильнее. Передо мной был человек, запутавшийся не меньше остальных, который, невзирая на свои былые убеждения, испытывал почти детское желание делиться с другими восторгами своих открытий, исправлять фактические ошибки или же неверные нюансы.
Он оказался великолепным мимом. Он мастерски перевоплощался в любую птицу или рыбу, в любого зверя. Когда он изображал галку, стоящую на нижней ступени в иерархии «порядка клевания», он сам становился несчастной галкой. Он становился парой диких гусей, которые сплетались шеями, исполняя «торжественный обряд». А изображая сложные брачные игры чиклид из своего аквариума — в которых «рыба-Брун-Хильда» отвергала робкие ухаживанья партнера, но преображалась в жеманную и чересчур покорную барышню, как только в аквариуме появлялся настоящий самец, — Лоренц по очереди Превращался в «Брюнхильду», в слабака и в тирана.
Он сетовал на то, что его превратно толкуют люди, которые выносят из его теории агрессии оправдание бесконечным войнам.
— Это просто клевета, — говорил он. — «Агрессивность» не обязательно имеет целью навредить соседу. Она может служить всего лишь «отгоняющим» поведением. Можно добиться того же самого, просто выражая неприязнь к своему соседу. Просто говорите: «Уоч!» и уходите прочь, когда он квакает в ответ. Так поступают лягушки.
