Владимир Обручев - В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя)
Немного дальше озеро кончилось: оно имело около версты в ширину и вдвое больше в длину. Мы перебрались через песчаные холмы, окаймлявшие озеро с юга, и пошли дальше по долине реки Дям, которая была здесь ещё шире и представляла сплошные луга с рассеянными среди них рощами и зарослями. Справа долину ограничивал всё тот же высокий обрыв с слоями розоватых и желтоватых пород, а слева вдали видны были стены древнего города, над которыми кое-где поднимались башни, острые шпицы. А вдали эти развалины как будто взбегали на плоскую гору, сливаясь в целое кружево карнизов, башен, лестниц, похожее на старинную крепость, стены которой уже сильно рассечены и изъедены промоинами, щелями и другими углублениями.
Лобсын повёл нас наискось по лугам к восточному краю долины, где в одном месте видна была порядочная роща. На её окраине мы увидели голые круглые площадки, вокруг которых трава была почти выбита. Обилие мелкого помёта баранов и коз на этих площадках показывало, что здесь зимой стояли юрты калмыков, а следовательно, поблизости должна быть вода. Река Дям по-прежнему держалась правого берега долины, и до неё отсюда было далеко.
Действительно, недалеко от этого места на окраине рощи мы нашли колодец — просто яму, глубиной сажени две с отвесными стенками, вверху закреплёнными плетнём.
У нас, конечно, была с собой верёвка и порядочное ведро, служившее для варки чая. Мы зачерпнули воды — она оказалась пресной, но немного затхлой и мутной, неприятной на вкус.
— Это ничего, — заявил Лобсын. — Калмыки укочевали отсюда уже недели две-три, воду из колодца никто не брал, и она застоялась. Мы вычерпаем всю воду сегодня, и за ночь набежит свежая.
Роща была на окраине долины, совсем близко от развалин; корм в изобилии, топлива в виде аргала и сухого хвороста достаточно, вода тут же, — следовательно, место для нашего лагеря прекрасное. Мы раскинули в роще палатку. Солнце уже садилось. Среди кустов недалеко от юрт наши парнишки при сборе топлива обнаружили выдолбленную из тополёвого ствола колоду, из которой обычно поят скот, спрятанную калмыками в тени. Мы притащили её к колодцу, так как без неё пришлось бы поить лошадей из нашего ведра для варки чая и супа.
Настроение за ужином у всех было радостное. Нашли прекрасное место у самых развалин, где парнишки и собака будут пасти и стеречь лошадей, пока мы ведём раскопки. Но с наступлением темноты в развалинах в разных местах начали завывать волки, и пришлось привязать лошадей вблизи палатки и поочерёдно поддерживать огонь и караулить.
Утром, оставив ребят, трёх лошадей и собаку у палатки, мы вдвоём с Лобсыном верхом направились в древний город для его общего осмотра. Миновав неширокую впадину с редкими зарослями тростника, в которой оканчивалось сухое русло, тянувшееся в глубь города, мы поехали вверх по нему. Вскоре с обеих сторон потянулись стены массивных зданий, частью уже прорезанные промоинами или даже превращённые в холмы. То тут, то там между ними в обе стороны уходили улицы или узкие переулки, прямые и извилистые. В одном месте мы увидели на высоком фундаменте высеченную из камня статую какой-то странной птицы с длинной шеей и головой, сильно обветренную. В другом месте возвышалась острая игла, вероятно остаток сторожевой башни. Ещё дальше высоко поднимались две башни, внизу соединённые друг с другом, напоминая большое седло. Затем выехали на площадь, среди которой стояли три башни разной высоты и формы, обмытые дождями; по соседству мы с удивлением заметили башню, которая накренившись угрожала падением. За площадью опять пошли стены, улицы, переулки, и мы выехали на северную окраину города. Здесь нас поразила огромная квадратная башня, а возле неё большое изваяние какого-то лежащего зверя. Упомяну, что зимой, заинтересовавшись после раскопок в Турфане древними городами, я выпросил у консула описание древностей Египта и видел там снимки пирамид, сфинксов, обелисков и огромных статуй фараонов. Изваяние возле башни было похоже на огромного сфинкса; хотя оно очень обветрилось, но ещё различимы были лапы, туловище и голова.
С этой окраины мы опять повернули в глубь города и по одной из улиц выехали на обширную площадь; её песчаная почва была усыпана разноцветными полированными камешками, а с одной стороны тянулось огромное высокое здание с башенками, выступами, карнизами, размытыми дождями, но совсем без оконных отверстий. Мы остановились и долго смотрели на это здание.
— Думаю, что это был главный дворец начальника города или даже владетельного хана всей этой земли, — сказал Лобсын.
— Почему не видно оконных отверстий, — заметил я. — Это, пожалуй, главная крепость среди города, в которой мог проживать и какой-нибудь царь.
У подножия этого здания, вдоль которого мы ехали довольно долго, стояла огромная квадратная башня. Хотя она имела сажён 20 высоты, но казалось маленькой по сравнению с зданием, которое было раз в пять выше.
Потом мы стали огибать конец этого сооружения, сильно разрушенный и занесённый, как будто, песком, и здесь увидели огромное изваяние сидящего человека, также очень пострадавшее, а далее — длинную низкую стену, оканчивавшуюся сторожевой будкой.
Повернули в другую сторону за площадью перед дворцом. Опять пошли улицы и переулки, стены с выступающими башнями. В одном месте отдельная башня поразила нас своей формой, — она походила на женщину на коленях, закутанную в широкий халат и с чепцом на голове. Но, может быть, это было огромное изваяние.
Потом мы выехали на другую окраину города, и я не мог не воскликнуть:
— Вот здесь городское кладбище!
Среди обширного пустыря с редкими кустами возвышались в разных местах надмогильные камни — саркофаги разных форм, то в виде больших лежащих животных, то в виде массивных плит. А по соседству возвышалась низкая башня, напоминавшая часовню.
Прошло уже несколько часов, солнце пекло, мы устали и повернули назад к своей стоянке. Нужно заметить, что все улицы и переулки были покрыты толстым слоем пыли, в которую ноги лошадей погружались выше копыта. На этой пыли, очевидно снесённой дождями и ветрами со зданий, ничего не росло — поверхность была совершенно голая. После нашего проезда оставались глубокие следы коней. Местами мы заметили следы дзеренов и волков. Но некоторые улицы вблизи залива озера Улусту-Нур представляли солончаки с бугорками вокруг кустиков хармыка и солянок.
Мы заметили также, что в стенах зданий кое-где торчали круглые каменные ядра разной величины, очевидно город когда-то подвергался обстрелу из пушек. А у подножия стен иногда попадались осколки довольно толстого белого стекла, очевидно из прежних окон, хотя оконных отверстий в зданиях мы нигде не видели. Может быть, они были маленькие и заплыли, засыпались? Эти ядра в стенах указывали, что город не очень древний. Ведь порох изобретён только в XV веке, а пушки, стрелявшие каменными ядрами, позже. Впрочем, я вспомнил, что китайцы знали порох гораздо раньше, чем в Европе, а греки и римляне бросали каменные ядра из особых машин — катапульт — при осаде городов.