Александр Харитановский - Человек с Железным оленем
Стоявший тут же англичанин обернулся и подтвердил:
– Иес. Барон Норденшельд Никс Адольф Эрик.
Русский капитан погладил седые усы и, обращаясь к англичанину, сказал:
– Член-корреспондент Петербургской академии наук, почетный член русского географического общества, уроженец российской части Финляндии Эрик Норденшельд действительно провел зверобойное судно «Вега» по Северному морскому пути. Но еще надо поспорить, кто вложил больше в эту экспедицию, Норвегия или Россия. Да-с!
Российское географическое общество наметило такую экспедицию в 1870 году. Была даже организована специальная Полярная комиссия, в которую вошли видные географы. Ознакомьтесь, если угодно, с обстоятельным докладом по этому поводу Петра Алексеевича Кропоткина… Да-да того самого, который предвидел существование земли, позже открытой и названной именем австрийского императора Франца-Иосифа, имевшего к Арктике, вообще-то говоря, десятое отношение. Кропоткину в составлении доклада весьма помогли профессор Александр Иванович Воейков и академик Федор Богданович Шмидт…
И вовсе не случайно, как кажется иным, в экспедиции Норденшельда от нашего Географического общества участвовал русский офицер гвардии поручик Оскар Нордквист. В этом плавании он представлял Россию. На Нордквиста возложили ответственные задачи – связь с населением Севера, этнографические наблюдении, археологические исследования. Он участвовал в раскопках стойбищ исчезнувшего с Чукотки загадочного народа онкилонов. По окончании экспедиции его, как и Норденшельда, русское правительство наградило орденом Владимира, а Географическое общество вручило за особые труды еще и Золотую медаль. Нордквист во время плавания на «Веге» попутно сумел произвести ряд интересных наблюдений и над алеутами Командорских островов, и в Японии…
Вокруг говорившего постепенно столпились все, кто находился в кают-компании.
– А вопросы организации, финансирования, – продолжал капитан. – Общеизвестно, сколь энергично ратовали за освоение Севморпути передовые общественные деятели России. Вспомните Михаила Константиновича Сидорова и Александра Михайловича Сибирякова.
Сибиряков не только филантропически одобрял идею экспедиции Норденшельда, но и оплатил треть ее стоимости. Мало того, он отправил с «Вегой» караван собственных кораблей. Два сопровождали «Вегу» до Енисея, а последний – пароход «Лена» – до Лены, где и работает по сей день.
Да, еще! В 1879 году, когда с Норденшельдом была утеряна связь – «Вега» остановилась на зимовку в Колючинской губе, опять же Сибиряков первым послал судно для ее розысков. А в следующем году сам отправился на шхуне через Карское море в устье Енисея…
– Нет, скажите, невежественные русские купцы в роли покровителей науки, – развел руками молодой иностранный корреспондент.
– Сидоров читал научные доклады в Англии, Германии и в странах Скандинавии, – холодно возразил рассказчик. – Он писал статьи о богатствах русского Севера, о доступности плаваний в устья Печоры, Оби и Енисея, утверждал премии за исследования, участвовал лично в походах. Его приняли в действительные члены почти два десятка научных обществ – русских и иностранных.
Что касается Александра Михайловича Сибирякова, то о его «невежестве», – с нажимом заметил капитан, – как вы изволили сказать, свидетельствует тот факт, что он окончил политехникум в Цюрихе и был блестящим экономистом. Прославленный зоолог Альфред Брэм, которому Сибиряков помог провести экспедицию в Западную Сибирь и на обский Север, вероятно, тоже сказал бы о нем нечто иное. Другого мнения и сам Норденшельд, которому Сибиряков дважды помогал организовывать полярные экспедиции: Норденшельд в знак уважения дал имя Сибирякова острову в Енисейском заливе. Ну-с, и совсем не случайно, как вы понимаете, Советская власть на звала «Сибиряковым» отличный ледокольный пароход, с которым мы имели честь совсем недавно в Баренцевом море обменяться приветствиями…
Глеб внимательно слушал и в свободную минуту, когда страсти несколько улеглись, подошел к старому моряку.
Хорошо вы рассказали о русских, о Сибирякове, о Сидорове. О Сибирякове особенно.
– Спасибо. Об Александре Михайловиче можно еще много говорить. Кстати, у него и младший брат, Иннокентий, – любопытная фигура. В 1894 году, то есть уже после смерти Александра, он задумал крупную экспедицию в Якутию. Она так и вошла в историю исследований под названием Сибиряковской. Характерно, что Восточно-Сибирский отдел Географического общества составил ее почти из одних политических ссыльных. Отряды занимались по только Якутией, а охватили весь северо-восток Сибири. Вышло несколько томов обстоятельных экономических, этнографических и других исследований о чукчах, якутах, эвенах, тунгусах, юкагирах и коряках.
Нет, Иннокентий Сибиряков тоже был незаурядным человеком, и, конечно, здесь не обошлось без влияния старшего брата. Еще один, если угодно, своеобразный факт. Иннокентий Михайлович учился в Петербургском университете. Любимым преподавателем у него был историк приват-доцент Василий Иванович Семевский. По своим убеждениям Семевский был близок к народовольцам. За лекции по крестьянскому вопросу, которые были признаны министром просвещения крамольными, ему запретили преподавать в университете. Ну и что же, думаете, предпринял юный Сибиряков? Ему тогда шел двадцать пятый год: он предложил опальному приват-доценту заняться изучением положения рабочих на приисках Сибири. Финансовую сторону дела брал на себя. Семевский согласился и написал обстоятельный и реалистичный труд о тяжелейшей жизни сибиряков-приискателей…
Конечно, Иннокентий не имел такого размаха, как Александр Михайлович, да и характером много слабее. Не дожив и до сорока лет, он вдруг ударился в религию. Мне думается, что его терзали противоречия; от них и ушел в мистику, так и умер на молении где-то в Греции…
На ледокол непрерывно стекались донесения из разных мест. Некоторые суда уже выходили из Карского моря на запад. Им прокладывал путь ледокол «Малыгин». Впервые в широких масштабах осуществлялась ледовая авиаразведка. Гидросамолеты базировались на острове Диксон. Большая карта в каюте Евгенова вся испещрена пунктирами полетов над Карским морем: от Югорского Шара до мыса Желания и от Диксона до Маточкина Шара.
Глеб обратил внимание на эту карту, когда зашел прощаться; он твердо решил продолжать путешествие.
– Итак, мы еще не знаем, как пройти в одну навигацию этот путь на ледоколе, а вы думаете в одиночку, – снова начал Евгенов.
– Во время плавания на «Вайгаче» и «Таймыре» нашим морякам пришлось совершить пеший переход, – продолжал он. – Вынужденный! В 1913 году, четвертого сентября, мы открыли Северную Землю. Но уйти не смогли: корабли зажало во льдах. Кончилась одна зимовка, надвигалась вторая. Тогда-то и решили пятьдесят человек команды отправить на материк. Пешком! Моряки прошли по льдам Карского моря триста километров, а затем еще пятьсот километров по Таймырской тундре до Енисея.
