Луи Буссенар - Приключения знаменитых первопроходцев. Африка
Там несколько негров, которым не терпелось попробовать мушкеты[145], отправились охотиться на слонов. Уже вскоре им повстречалось несколько слоних со слонятами. Первая слониха в стаде, увидев охотников наверху на скалах, сразу же с подлинно материнским инстинктом укрыла малыша между ног. Сама она, несчастная, осыпанная градом пуль, бросилась бежать в саванну; но новый залп добил ее; слоненок скрылся вместе со всеми остальными.
Восторженные охотники, сами не ожидавшие такого успеха, собрались вокруг гигантской туши и устроили безумную пляску с радостными воплями. Взяв в трофей хвост и кусок хобота, они вернулись в лагерь — грудь вперед, голова вверх, ружье на плече, ни дать ни взять идут маршем солдаты из гарнизона Тете.
Вождь Сандиа тотчас узнал об этой удаче и явился потребовать причитающуюся ему долю — как принято повсюду в здешних местах, половина слона отдается вождю той деревни, где он был убит.
Охотники проводили хозяина к месту, где лежала слониха. Тушу никто не трогал — так и лежала эта гора еды, которой десять раз хватало доверху набить могучие африканские желудки.
Раздел туши — точнее, грызня из-за туши — столь же любопытное, сколь отвратительное зрелище. Люди молча встают вокруг убитого слона, и начальник отряда объявляет, что-де, по древним неотъемлемым законам, голова и правая передняя нога принадлежит убившему зверя; левая нога — тому, кто нанес вторую рану или же нанес первый удар упавшему слону; часть вокруг глаза — самому начальнику. Затем подробно перечисляется, кому что принадлежит, а жир и внутренности рекомендуется оставить для последующего раздела.
По окончании речи обезумевшие негры, не ожидая исполнения недвусмысленно выраженной воли законодателя, с воплями кидаются на тушу, подобно разъяренной своре собак.
В некоем исступлении они сверлят, колют, рубят, режут — топорами, ножами, копьями. Люди толкаются, падают, иногда калечат друг друга — калечат невольно, даже не замечая этого.
И вот туша вскрыта. Из разверстой брюшной полости вылезают вздутые внутренности; газ вырывается, как из гигантских мехов. Этого мига все ждали с нетерпением; иные — самые оголтелые — кидаются очертя голову прямо внутрь, валяются в истекающих кровью кишках, рвут руками и зубами жир. И вот уже повсюду красные с ног до головы люди изо всех сил отрывают здоровенные куски мяса, с непрестанным воплем бегом уносят их прочь и с еще пущим воплем возвращаются, хватают мышцу, кость, сухожилие, жадно грызут…
Иногда доходит и до драки — кровь так ударяет в голову, что люди готовы зарезать друг друга. Забыв обо всех приличиях, три-четыре негра, вцепившись в один кусок, злобно смотрят друг на друга, рычат, словно волки, скрежещут зубами, как крокодилы. Подчас раздается вопль — и раненый, которому пронзил руку дротик чересчур нервного приятеля, в отчаянии выскакивает из толпы и начинает скакать, судорожно размахивая поврежденной конечностью над головой. Такую ссору, чтобы она не кончилась трагической развязкой, приходится улаживать с помощью куска материи или мотка проволоки.
Но из-за подобных мелочей колоссальное вскрытие не прерывается ни на миг. Вскоре в наикратчайший срок несколько тонн мяса разделаны и сложены огромными грудами.
Ливингстону с товарищами, по местному обычаю, отдали слоновью ногу. В земле вырыли большую яму, развели огонь. Когда яма достаточно разогрелась, туда положили ногу, завернутую в душистые травы, засыпали золой, потом землей, а сверху опять разожгли большой костер, который горел всю ночь. На другое утро ногу подали на завтрак; она была великолепна — белесая, чуть студенистая масса, напоминающая костный мозг.
Туземцы в таких случаях съедают целую прорву мяса. Горшок для варки они набивают до краев и наедаются так, что чуть из ушей не лезет. Потом они пускаются в бурный пляс под оглушающее пение. Едва первое блюдо утрясется, плясуны, утерев со лба пот и пыль, приступают к жаркому; оно тоже мгновенно исчезает. Тогда все ложатся, но ненадолго — скоро мясо опять накладывают в котелки. Так всю ночь с короткими перерывами на сон негры жарят и едят, варят и лопают…
Из Сандиа экспедиция с двумя проводниками, местными жителями, 4 июня пошла дальше на запад. Вскоре вышли на Замбези там, где начинается равнина Чикоа — плодородная, довольно населенная и близ деревень хорошо возделанная.
Несмотря на относительную близость человека, в саванне паслось множество буйволов, зебр, жирафов, носорогов, гну и других антилоп; все они огромными стадами приходят на водопой к реке.
Для охоты на них туземцы придумали ловушки, называемые гопо: две очень частые и высокие изгороди, расходящиеся в виде латинской буквы V. В вершине они не соединяются, а продолжаются коридором шагов в пятьдесят длиной; в конце коридора выкопан ров шириной метров пять-шесть и глубиной метра два-три. По краям рва укладывают борта из бревен. С той стороны, откуда звери бегут, и с той, куда они стремятся, борта кладут выше; убежать через них практически невозможно. Всю западню вместе с бортами закрывают камышом и травой. Длина изгородей доходит до целой мили, такое же приблизительно и основание треугольника, который они образуют. Поэтому если все племя встанет вокруг гопо в круг (диаметром мили три-четыре), добыча наверняка получится довольно большая.
Туземцы окружают стадо животных и, постепенно сужая круг, громкими криками загоняют их ко входу в гопо; в этом месте прячутся другие охотники, которые кидают в зверей копья. В испуге животные устремляются к единственному выходу, который им открыт, попадают в коридор между изгородями, ведущий в ров, и один за другим валятся туда, пока ров не наполнится. Лишь последним в стаде удается убежать по груде изуродованных тел полудохлых товарищей…
Ужасное зрелище! На него невозможно хладнокровно смотреть, но туземных охотников оно прямо захватывает. Вне себя, в упоении погони, черные загонщики с воплями (так вопят все нецивилизованные люди, охваченные страстью) подбегают ко рву — и начинается чудовищная бойня. Потеряв от радости голову, они устремляются к горе изнемогающих трепещущих тел, которые в ужасе ревут; кто-то попал на рога, кто-то раздавлен копытом… Негры с остервенением тычут в эту груду копьями, разом насаживая по нескольку грациозных животных… Вскоре вся яма превращается в отвратительную клоаку[146], в которой перемешались грязь, кровь и трупы.
Большинство здешних животных безобидно, но немало встречается и львов, приходящих в эту степь на охоту. Подобное соседство для путешественников неприятно, а иногда и опасно. Поэтому на ночь лагерь всегда ограждают валом из колючих веток и зажигают большие костры.
