Игорь Зотиков - Пикник на Аппалачской тропе
— Проверьте, правильно ли написана на пластине ваша фамилия. Прочитайте мне номер, который на ней стоит рядом с фамилией. Прекрасно. А теперь прямо при мне наденьте цепочку на шею. Не смущайтесь, что пластинка сначала холодит грудь. Вы к ней скоро привыкнете. Старайтесь не снимать.
Я надел цепочку на шею и сунул пластинку под рубашку. Цепочка была длинной, и пластинка оказалась висящей где-то у нижней части груди.
— Прекрасно, — снова повторил «старшина», посмотрел на меня, как на дело своих рук, остался доволен и только после этого позволил себе отвлечься от формальной процедуры: — Я вижу, вы из России. Добро пожаловать под крыло нашего флота. Я надеюсь, что вам с нами будет хорошо, — сказал он и, перестав улыбаться, став серьезным, протянул мне руку.
Еще четверть часа продолжалась бешеная гонка взвешивания и сдачи в багаж чемоданов и ящиков. Затем последовала новая команда — всем пройти в зал ожидания и ждать объявления о посадке в самолет. Этот зал был похож на любой из залов ожидания и в нашей стране. Большое помещение, уставленное рядами скрепленных друг с другом кресел, как в кинотеатре. Только ряды эти были поставлены на большем расстоянии друг от друга, и поэтому сидящие пассажиры могли вытянуть ноги, не опасаясь загородить этим проход для других, и поставить рядом с собой «ручную кладь».
Рядом со мной худой и высокий, судя по длине протянутых ног в черных блестящих, наверное, сорок пятого размера туфлях, человек. Одет он в щегольские цвета светлого хаки брюки, подпоясанные черным широким матерчатым ремнем, и рубашку с короткими рукавами, из-под расстегнутого ворота которой выглядывал ослепительно белый клинышек майки. Над карманом рубашки распростерта бронзовая птица с якорем в центре. По опыту своей жизни с американскими моряками во время зимовки в Антарктиде я уже знал, что такая птичка бывает у летчиков, пилотов, которые имеют право садиться на авианосцы. На кончиках отложного воротничка рубашки выделялись тоже бронзовые и тоже птички (только другой формы, больше напоминающие орлов). Это знаки различия полковника в армии или капитана первого ранга во флоте. Мне легко было разглядывать моего соседа. Загорелое худое лицо его, с коротким бобриком и седеющими висками, было частично прикрыто пилоткой, на которой сбоку был приделан тот же орел. Так принято у американских военных — повторять знак ранга на головном уборе. Тогда можно определить чин военного, даже если он наденет комбинезон или куртку без знаков отличия.
Рядом с летчиком лежал на полу огромный зеленый полупортфель-получемодан со множеством «молний» — тоже казенная вещь Нэви, которую я видел не раз.
Когда я сел в кресло, чуть скрипнув им, хозяин «птичек» вдруг снял с лица пилотку, посмотрел на меня прищуренными глазами, окруженными лучиками морщин, какие бывают у людей, много времени проводящих на улице не только при хорошей погоде.
— Ждать, догонять, а потом опять ждать… Это ведь главное, чем занимаемся мы, военные, а?.. — сказал он вдруг мне миролюбиво, улыбнулся, подмигнул и вдруг опять откинул голову в прежнее положение и накрыл глаза пилоткой. Ведь вопрос его не требовал ответа.
К сожалению, он оказался прав: ждать пришлось долго. Диктор объявлял посадку на самолеты, улетающие в Японию, Филиппины, Тайвань… А про нас как будто забыли. Недалеко от меня расположилась женщина лет тридцати пяти с двумя детьми семи и десяти лет. Одеты все красиво и празднично. Дети капризничают, бегают в буфет, который здесь же в углу, и пристают к маме, канючат что-то. Но вот диктор объявил о том, что приземлился самолет из Пенго-Пенго. Есть такой остров в Тихом океане, на котором существует американская база. И вся семейка радостно вскочила и побежала к выходу. Через несколько минут они возвращаются. Впереди — сияющая женщина с огромным букетом экзотических цветов, волна запаха которых сразу заполнила зал. За ней — высокий человек, копия моего спящего соседа, только лет на двадцать моложе. И дети радостно висят на его руках, обнимают на ходу. Соскучились, видимо, по отцу, вернувшемуся из дальних, а может быть, и опасных стран.
А я смотрю дальше и вижу немолодого уже мужчину в черном, как бы помятом от долгой носки пиджаке и таких же не новых брюках. Лицо его напоминает портрет постаревшего Мопассана. Только усы остались как бы от молодого Мопассана — густые, черные, блестящие. Человек этот не один, а с собакой, которую он держит на поводке. Немолодую, видно перекормленную, а может больную, собаку с черной гладкой шерстью, над глазами — желтые пятна, порода полицейских собак, я таких часто видел в старинных кинофильмах или на картинках.
Человек, без всякого, видимо, плана, медленно останавливался около сидящего с вещами военного, собака нюхала его брюки, портфель-чемодан, карманы форменной куртки, лежащей на портфеле. Потом человек и собака не спеша передвигались к следующему пассажиру. Никто не обращает на них никакого внимания, и они тоже не беспокоят никого. Хозяин собаки не просил никого открыть что-нибудь, показать. Да и собака, обнюхав очередные вещи или человека, не испытывает больше к ним интереса. И тут я понял — это же полицейская собака и детектив ищут наркотики! Как интересно! И тут же я испугался. Ведь среди моих вещей есть много разных лекарств. Что, если их запахи будут схожими с запахами наркотиков?
Хозяин собаки уже подошел ко мне, и собака, как мне показалось, с преувеличенным вниманием стала нюхать меня и мои вещи. Я затаил дыхание. Но престарелый Мопассан с собакой уже переходят к следующему пассажиру.
Скоро объявили, что те, кто отправляется в Антарктиду и Новую Зеландию, должны выйти на улицу и сесть в автобус, отправляющийся к самолету. Несколько минут мы стоим в очереди, которая выстраивается к трапу: ведь самолет берет почти двести человек. Очередь в основном состоит из мужчин, но в двух-трех местах выделяются более яркими одеждами женщины. Две из них стоят передо мной. И чувствуется, тяжелые ящики ручной клади, какие-то приборы. Молодые женщины с трудом передвигали их, когда очередь передвигается. И мне как-то неудобно: мужчина идет почти налегке, а перед ним женщины передвигают такие тяжести.
— Извините, пожалуйста, — обращаюсь я к той, что стоит рядом со мной, — можно мне помочь?..
— Конечно, нет! — сердито смотрит на меня. — Откуда вы взялись, что позволяете себе спрашивать меня об этом?
— Извините, ради бога! У меня в стране, в Москве, такое предложение не вызвало бы раздражения женщины… — начал оправдываться я.
— Вы из Советского Союза?!
— Да, из Москвы.
— Тогда вы можете. Забирайте эти проклятые ящики и тащите их.
