Ирина Стражева - Со скоростью "Хикари"
Итак, проза — удел женщин. Небезынтересно заметить, что поэт Ки-но Цураюки, издатель антологии «Кокинсю», одно время был губернатором провинции Тоса, находящейся на о-ве Сикоку. В конце 935 — начале 936 г. он совершил путешествие из Тоса в Киото. Во время путешествия он вел путевой дневник, позднее опубликованный под названием «Путевые записки из Тоса». Так вот, автор представляется здесь… женщиной! Он пишет: «Говорят, что мужчины тоже ведут „дневники“ или как их там называют? Что же, пусть это — проба пера, но тут женщина взялась за это дело».
Древняя столица Киото… Не идет ли сегодня рядом со мной по старой улице невидимой тенью сама Сэй-Сёнагон?
Предполагают, что она родилась в 966 г., вышла из «довольно знатной, но захудалой» семьи Киёвара. Придворная дама, фрейлина императрицы, дочь поэта. Биография этой талантливой женщины насыщена многими, порой даже драматическими событиями, и в ней много «белых», до сих пор не раскрытых «пятен». Сэй-Сёнагон — это дворцовое прозвище писательницы.
Свои «Записки» Сэй-Сёнагон хранила в специальном выдвижном ящичке, сделанном в твердом японском изголовье.
«Я буду писать обо всем, что в голову придет, даже о странном и неприятном», — повествует Сэй-Сёнагон, рассказывая о событиях, свидетельницей которых она оказалась, и называет подлинные имена своих героев. В ее записках впечатления прожитого дня, рассказы о происшествиях, описание цветов и пейзажей, оригинальные рассуждения о морали.
Сэй-Сёнагон не была красавицей. Наверное, поэтому один из рисовавших ее художников не показал на рисунке ее лица. Она сидит, повернувшись спиной, и держит в руках веер. Может быть, художник был прав: подлинная красота Сэй-Сёнагон в ее творчестве.
Жанр книги Сэй-Сёнагон несколько необычен. Это философские раздумья, глубокомысленные замечания, меткие характеристики, порой ирония и даже насмешки.
«Но больше всего я повествую в моей книге о том любопытном и удивительном, чем богат наш мир, и о людях, которых считаю замечательными.
Говорю я здесь и о стихах, веду рассказ о деревьях и травах, птицах и насекомых свободно, как хочу, и пусть люди осуждают меня: „Это обмануло наши ожидания. Уж слишком мелко…“
Ведь я пишу для собственного удовольствия все, что безотчетно приходит мне в голову…»{48}.
Интересны места книги, где ее автор рассуждает о встречающихся жизненных ситуациях и приводит, в частности, характеристики «приятных и неприятных вещей». Так, например, наводит уныние «собака, которая воет среди бела дня». Докучает гость, который без конца разглагольствует, когда «тебе некогда». Если с ним можно не считаться, то «спровадишь его без долгих церемоний». Но какая берет досада, если «гость — человек значительный и прервать его неловко». И как печалит лунный свет или вид скользящей по реке лодки.
А что еще волнует и порой так тревожит душу?
«Неприятно, если кто-нибудь вдруг перебивает чей-нибудь рассказ на том основании, что ему лично это будто уже давно известно». «Очень неприятна возня мышей». «Приятно выиграть много фишек в игре». «В тоскливый день, когда льют дожди, неожиданно найдешь старое письмо от того, кто когда-то был тебе дорог». «Самое печальное на свете — это знать, что люди не любят тебя. Не найдешь безумца, который пожелал бы себе такую судьбу». И как печален вид очага или жаровни без огня…
Сэй-Сёнагон искренне сожалела, что «Записки у изголовья» увидели свет. Она пишет:
«Эту книгу замет обо всем, что прошло перед моими глазами и волновало мое сердце, я написала в тишине и уединении моего дома, где, как я думала, никто ее никогда не увидит.
Кое-что в ней сказано уж слишком откровенно и может, к сожалению, причинить обиду людям. Опасаясь этого, я прятала мои записки, но против моего желания и ведома они попали в руки других людей и получили огласку»{49}.
Виновником обнародования личных записок Сэй-Сёнагон стал зашедший навестить ее «Тюдзё Левой гвардии Цунэфуса, правитель провинции Исэ».
«Циновку, поставленную на краю веранды, придвинули гостю, не заметив, что на ней лежала рукопись моей книги. Я спохватилась и поспешила забрать циновку, но было уже поздно, он унес рукопись с собой и вернул лишь спустя долгое время. С той поры книга и пошла по рукам», — рассказывает Сэй-Сёнагон{50}.
Как закончилась жизнь писательницы, рассказавшей о своеобразном и теперь уже таком далеком мире древней Японии? Об этом нет достоверных данных. Предполагают, что на склоне лет она постриглась в монахини или просто выбрала для себя ветхое жилище, где и прожила последние годы жизни.
«Рассказывают, что один путник увидел жалкую хижину, откуда высунулась изможденная старуха и крикнула: „Почем идет связка старых костей?“. Догорающая жизнь стала страшной гротескной легендой. Могилу Сэй-Сёнагон показывают в нескольких провинциях, подлинное место захоронения неизвестно»{51}.
Да, если бы было возможно прокрутить ленту ушедших веков с конца в ее начало…
Долго бродила я тем ранним утром по улицам Киото. Пора возвращаться в отель. У входа в него меня встретила Эрико-сан.
— Хотела уже вас разыскивать. Боялась, что заблудились, но потом вспомнила, что у вас есть карта города. Сегодня такое хорошее утро.
— Да, Эрико-сан. Утро прекрасное. Погуляла по Киото… Вспомнила Сэй-Сёнагон, Мурасаки Сикибу, Оно-но Комати… Какие здесь жили когда-то талантливые женщины!
Тысяча рук богини Милосердия
Первая половина дня была посвящена посещению храмов. В Киото их много.
Буддийский храм Сандзюсангэндо заслуженно считается жемчужиной японской архитектуры. Заложен он был в 1164 г., во времена царствования императора Госиракава, набожного поклонника богини милосердия Каннон. Храм большой: его длина сто восемнадцать метров.
Идем по аллее, ведущей к храму. Под ногами белый гравий.
— Обратите внимание на наружную часть храма, — говорит господин Фудзита, ставший, как и его жена Кэйко-сан, на время нашего пребывания в Киото очень знающим и эрудированным гидом.
— Когда-то здесь бушевали спортивные страсти. На этом самом месте проходили турниры по стрельбе из лука. Условия были жесткими как по ограничению пространства, так и по времени, отведенному для стрельбы.
Картина далекого прошлого воспроизведена в зарисовках одного из художников того времени.
Стрелок, сидя на корточках, стреляет с южного края веранды в северном направлении. Слева от него под навесом расположилась авторитетная судейская коллегия. За легкой загородкой толпятся болельщики. Их и в те времена было всегда много. Пришли посмотреть на соревнующихся и женщины с детьми. Около лотков с сувенирами и едой, закрытых большими грибовидными зонтами, стоят покупатели. Сувениры и тогда были в спросе.
