Георгий Карпенко - Под парусом в Антарктиду
С Сашкой было так же решено оптимально и четко, он остался в госпитале под опекой хороших врачей, и экспедиция была какой уже раз спасена и шла дальше, почти не задержавшись в Ресифи. Так думал я, мучаясь за штурвалом в то жаркое утро, чувствуя умиротворение после всех событий, приключившихся накануне.
Жара, висевшая над морем, к вечеру привела к изменению погоды. На горизонте появилась дымка, которая очень быстро переросла в конкретные тучи, которые, едва не касаясь моря и чернея на глазах, поползли на «Уранию-2». Мы убрали геную и подняли средний стаксель на втором штаге, и тут начался шквал с ливнем. «Урания-2» попала в него, неся полный грот и бизань. Скорость яхты на шквалах доходила до 12 узлов. Такого тяжелая перегруженная экспедиционным снаряжением лодка еще не показывала. Я приготовился к самому худшему… Море моментально стало взбитым до пены, и мы минут двадцать неслись с запредельной скоростью, а потом еще час шквалы сменялись просто крепким дутьем. Волнение сглаживалось ливнем, но ветер брал свое и раздувал волну. На этот раз все обошлось, и мы вышли из этой трепки без потерь, оставив в памяти сильные впечатления, пополнив свои знания о природе довольно-таки сильным эпизодом. Я пошел спать, а вечером чистая полоска заката заметно прибавила оптимизма.
Расстояния на этой лодке покрывались быстро, для этого нужно было единственное — идти, а не сжигать свои силы и время в портах, оставаясь там из-за вроде бы важных дел. Когда яхта была в море, мы покрывали по два градуса за сутки. Это приличное расстояние в масштабах нашей планеты. 30 градусов за две недели. А 12 таких кусков — это и есть вся кругосветка. Находясь в море, «Урания-2» каждую секунду суток шла по маршруту. Это было единственным бесспорным преимуществом морской экспедиции по сравнению с нашими предыдущими арктическими экспедициями, где продвижение на лыжах или парусном снегокате было возможно только несколько часов в сутки. По сравнению с арктическими маршрутами, где неделями при сорокаградусном морозе, не имея других источников тепла для согревания своего организма, кроме продуктов питания да классного снаряжения, ты должен был таскать стокилограммовые нарты по торосам и застругам, хождение на яхте сохраняло физические силы, даря в тридцать раз большую скорость передвижения. Достаточно было выйти в море…
Ночью мощные шквалы и ливни продолжали действовать на нервы, но мы неслись под черными тяжелыми тучами почти под всей парусиной. К утру ветер стал скисать, небо очистилось, и к середине дня начался тот знаменитый штиль, который и остановил «Уранию-2». Яхту кидало в пологой оставшейся зыби, мы перекатывались на койках, как при хорошем шторме. Передвигаться по яхте было трудно, и все из-за того, что для сбережения парусов мы их спустили, чтобы они не хлопали и не перетирались без нагрузки. Самочувствие было скверным, а прогноз с ветром до 18 узлов, который поймал Иван, не оправдался. Мы дрейфовали на юг со скоростью 0,5 узла. Какое-то спасение можно было найти в воде, и ребята, надев ласты и маски, купались около яхты.
Вода синяя, просматривается планктон, яхту окружают бесчисленные стайки маленьких рыбок, черноносые, красные, разноцветные, очень похожие на наших гуппи. Женька ловит их простым полиэтиленовым мешком. Подводная часть яхты видна вся. Ныряю под перо руля и смотрю электросварку металлических накладок, усиливающих пятку, на которой висит перо. Все ОК! Не врал тот молодой сварщик с завода «Алмаз», который за полтора часа работы на ноябрьском ледяном ветру выпил почти полторы бутылки водки. Не зря он говорил, показывая на свою работу: «Что ты волнуешься, такой шов не рвется!» А я ему все подкладывал дополнительные накладки, он был недоволен этим, но варил и не спорил. А под конец работы, вместо того что бы упасть замертво от количества выпитого, он меня зацепил своей колючей фразой: «Ну, теперь давай, чтоб точно не развалилась…», на что я, с глупым выражением лица, тщетно пытаясь отыскать скрытый смысл, заключенный в его словах, налил за завершение работ… Да, днище в хорошем состоянии, только в оконечности кормы появились небольшие бугорки-ракушки, а так все в норме.
Штиль переполз в ночь. Море кажется спокойным, но яхту мотыляет, она машет и машет мачтами. И вся эта благодать залита лунным светом. Странно, но в середине Бразильского течения нас дрейфует на север, то есть против течения. Наверное, потому, что под нами вершины по 3000 метров высотой и немного не дотягивают до поверхности — на 12 метров, 23, 44. Вершины стоят на пути течения и закручивают его, в некоторых местах этого лабиринта оно идет в обратную сторону.
«Урания-2», поскрипывая блоками, поднимается наверх, на зыби, где мы осматриваемся и спускаемся вниз, в яму. Оттуда опять на волну вверх. Зыбь могучая громоздится, потом уходит вниз, и все это медленно, величаво, по-океански. Странно, но именно в этом спокойном и беззлобном океане опять приходит чувство отчаяния, неверия, моральной усталости. Что с нами будет? Без солярки, без денег на возвращение, и уже кончаются продукты. Если что-то с нами случится, как быть? Все-таки, как же мне не хватает здесь Валерки Тимакова, моего Тимы! Мне нужна была поддержка здесь словом и делом, особенно когда нужно было принимать решение, то, что всегда категорично и несколько эмоционально делал Валерка. Он по узловым моментам высказывал мне свое мнение и при этом очень часто повторял мои собственные мысли, опасения и т. д. Ребята были новые, и, на мою беду, они слишком буквально приняли меня за капитана, оставив себе роль исполнителей.
Почти любое дело начиналось с команды капитана. Через месяц плавания это меня начало раздражать. Изначально я полагал, что Дима, как старпом, возьмет на себя часть проблем. Он был опытнее других, мы с ним ходили до этого по Балтике и даже ни разу не поругались, а в Москве, как мне тогда показалось, здорово понимал мою беготню с завернутой в пеленки экспедицией. Тогда мое предложение быть старпомом он принял легко и, как потом выяснилось, без обязательств со своей стороны. На яхте он был перегружен семьей и был далек от механики движения яхты по океану и даже нервен, когда, не зная матчасти, ему приходилось участвовать в смене парусов. По незнанию путался в веревках, мог вместо оттяжки гика отдать топенант. Он молчаливо уходил от яхтенных и экспедиционных проблем, оставляя меня один на один с ними. Постепенно набирал силу и становился ключевой фигурой Валера. Он очень быстро усвоил матчасть, понял механизм и последовательность работы с парусами, причем оставался достаточно самостоятельным, не ища для себя выгоды — эта была его основная черта. Кроме этого, он обладал хорошим опытом по части механики и так помогающей в море интуицией. Теперь, когда у нас возникали проблемы, я звал Валеру.
