Луи Буссенар - Приключения в стране львов
— Он очень расстроился и послал меня вернуть вас.
— Обратно на яхту, где находится эта… особа?! Да ведь она… Вы меня понимаете?.. Никогда! Ни за что! Даже если мне придется сделаться канаком и окончить здесь свои дни!
— Ну-ну, не горячитесь! Желтая лихорадка не может продолжаться вечно, и месье Андре с первым же пароходом отправит вашу прекрасную половину в Европу. Я тоже только и мечтаю о том, чтобы она уехала: с тех пор, как эта женщина ступила на палубу «Антилопы», нас преследуют несчастья… Месье Андре сломал ногу на другой же день после вашего отъезда…
— Что?! Неужели месье Андре?.. — прервал юношу добряк Барбантон, сильно побледнев.
— Хирург сказал, что перелом пустяковый, но все-таки сорок дней бездействия тяжелы для человека с его характером. Если бы не это, он бы, конечно, был сейчас здесь! Мало того! У вашей жены тоже произошла большая неприятность…
— Послушайте, Фрике, вы знаете, как я люблю вас и как мне дорога ваша дружба! Так вот, во имя этой моей преданности вам, которую ничто не может поколебать, обещайте… нет, лучше клянитесь! — никогда не упоминать о моей жене, урожденной Элоди Лера, имя которой я произношу сейчас в последний раз! Ты понял, Фрике?
— Я обещаю вам это… но все же я хотел бы сказать…
— Ни слова! Ни единого слова! Вы поклялись!
— Как вам угодно, — помолчав, отозвался Фрике. — Будь что будет, я умываю руки!
Беседуя таким образом, друзья шли по широкой улице, окаймленной бесконечной линией хижин и тенистых красивых деревьев.
За домами росли безо всякого ухода бананы, папайя[113] и маниока вперемежку с сорго, маисом[114] и ячменем.
Этот поселок, как мы уже говорили, выгодно отличался своей чистотой от других деревень гвинейского побережья, а бамбуковые жилища, покрытые листьями канны, выглядели совсем неплохо.
…Фрике и Барбантон подошли к хижине, которая была побольше — хотя и не роскошнее — прочих; у входа стоял часовой, который лихо отсалютовал им своим ружьем.
— Вот мы и на месте! — сказал Барбантон, с важностью отдавая часовому честь.
ГЛАВА 14
Добродушный монарх. — Фрике — член правительства. — Три недели ожидания. — Вооруженный мир. — Нервное возбуждение. — Барбантон метит в Наполеоны. — «Александр Суданский». — Как быть капралу или сержанту, если ему некуда прикрепить знаки различия. — Попытка добыть украденный фетиш. — «К оружию!» — Сунгуйя пьет нашатырь и готовится к бою. — Битва. — Переломный момент. — Пленная армия.
Через единственную дверь хижины друзья вошли в большое помещение, на полу которого лежали два огромных матраца, сделанных из пальмовых листьев. Ночью они служили постелями, а днем на них можно было сидеть. Еще там находились грубо сработанные табуреты, какие-то ящики и множество вещей европейского происхождения, смотревшихся в этой обстановке крайне нелепо.
На одном из матрацев отдыхал, поджав по-турецки ноги, негр, напяливший на себя матросские штаны с трехцветными подтяжками и фланелевый жилет. Вокруг него сидели на ящиках по́лу- или вовсе голые люди, которые были при этом отлично вооружены; около каждого из них стояла выдолбленная тыква, полная сорговым или ячменным пивом. Жарко!
Человек, сидевший на матраце, непрерывно потирал левой рукой свою поджатую ногу, поэтому свободна у него была только правая рука; ее-то он по очереди и подал европейцам, приглашая их сесть возле него.
Затем, обратившись к Фрике, он поприветствовал его двумя словами:
— Здрассте, месье!
Неужели это Сунгуйя? Похоже, что да, причем во всем своем великолепии.
— Рад видеть вас, мой старый знакомый! — ответил парижанин.
— Сунгуйя тоже рад видать белый начальник! Белый начальник давать победа Сунгуйя!
— Постараемся угодить вашему величеству, милейший беглец, хоть вы и покинули «Голубую антилопу» весьма бесцеремонным образом!
— Мой ушел с Барбато…[115] Барбато большой генерал!
— Это верно! Мой друг жандарм — отличный воин и несравненный теоретик!
— Большой начальник месье Андре не пришел?
— О! Месье Андре выезжает только в исключительных случаях, — ответил Фрике, ни словом не обмолвившись о несчастье, приковавшем Бревана к яхте. — Кроме того, Барбантон сумеет справиться и сам! Не так ли, генерал?
— Конечно! — отозвался бывший жандарм, явно польщенный отзывом о его военных талантах. — Тем более что основная часть работы уже сделана!
— А я-то готовился воевать! Оказывается, вы уже согнали с трона вашего предшественника и преспокойно сидите на его месте. С чем вас и поздравляю, друг мой Сунгуйя, превратившийся из простого матроса нашей яхты в важную персону!
И добавил про себя: «А вот как быть с медальоном, украденным у супруги генерала? Однако молчок, Барбантон не хочет, чтобы я даже упоминал о ней… Но какие все-таки поразительные судьбы бывают иногда у людей и вещей! Я сейчас имею в виду даже не старого жандарма и его военную карьеру, а билет Лотереи искусства и индустрии, который служит талисманом негритянскому вождю и даже вдохновляет его на государственный переворот! Впрочем, молчу, молчу!»
Тут, воспользовавшись паузой в речи Фрике, заговорил Барбантон:
— Все оказалось очень просто. Покинув яхту, мы пошли на пироге вверх по течению; туземцы, узнававшие моего спутника, радостно приветствовали его… Правда, в этом была заслуга и жандармского мундира: хитрец Сунгуйя знал о нем и упросил меня переодеться… Здесь очень уважают военную форму… почти так же, как в нашей прекрасной Франции! Короче говоря, мы собрали вокруг себя множество сторонников, толпа росла, подобно снежному кому…
— Отличное сравнение для этих черных парней!
— Я только хочу сказать, что мы привлекали людей одной лишь силой нашего обаяния и пришли на место, не сделав ни единого выстрела!
— Значит, все уже позади, и вам тут нечего больше завоевывать?
— Наоборот, все еще только начинается! Мало победить, надо воспользоваться победой! Мы сейчас, можно сказать, в осаде, хотя этого и не видно, и с часу на час ожидаем нападения! Потому-то я и приказал соединить все дома изгородью и стал обучать местных молодцов военному артикулу!
— Да-да, правда! — вставил Сунгуйя, неплохо понимавший беседу друзей — недаром же он так долго жил во Французском Сенегале. Впрочем, объяснялся вождь с большим трудом.
— Ну а что нас ждет после победы?
— Мы будем почивать на лаврах, охотиться и разъезжать в пирогах, а потом, когда эпидемия желтой лихорадки минует, вернемся на яхту… По-моему, аудиенция закончена. Мы посидели на диване его величества и считаемся теперь важными персонами! Это нужно для того, чтобы нас слушался простой народ.
