Геннадий Невельской - Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России
В тот же день, на основании положения о Сибири, я был произведен в следующий чин — капитана 1-го ранга и назначен для особых поручений к генерал-губернатору.
С такой инструкцией я 27 марта явился к Н. Н. Муравьеву в Иркутск, а 3 апреля вместе с М. С. Корсаковым, командированным в Охотск для наблюдения за переносом этого порта, отправился в Якутск и оттуда в Аян. Из Аяна на транспорте «Охотск» с 25 человеками команды прибыл 27 июня в залив Счастья, где и нашел Орлова, посланного сюда, как сказано было выше, по распоряжению генерал-губернатора. При Орлове переводчиками были гиляк Позвейн, знавший по-тунгусски, и тунгус Афанасий, говоривший по-русски.
Памятник Г. И. Невельскому на месте Петровского зимовья, установленный в 1975 г.
На памятнике воспроизведены барельеф Г. И. Невельского и надпись:
«Здесь 29 июня
1850 года капитан Геннадий Иванович Невельской основал первое зимовье Амурской экспедиции, назвав его Петровским. В нем жили участники экспедиции, жена Невельского Екатерина Ивановна и дочь Катя»
Здесь Д. И. Орлов сообщил мне: 1)что река Амур близ устья вскрылась 8 мая. Северная часть лимана и залив Счастья, а также все пространство моря к северу от лимана были затерты льдами до 20 июня, так что достигнуть устья реки Амура через лиман из залива Счастья не представляется возможным ранее 20 июня;
2) что он, еще зимним путем, прибыв в деревню Чнаррах (на левом берегу Амура, близ его устья), едва только к 10 июня смог добраться через горы на оленях в залив Счастья. Южная часть лимана очистилась от льда к 15 мая, море же к югу от лимана, по сведениям от гиляков, было чистым гораздо раньше, так что судно с юга могло свободно войти в реку около половины мая;
3) что по сведениям, полученным им от гиляков, Амур, близ устья рек Уссури и Сунгари, очищается от льда в исходе марта, то есть пятью неделями ранее, чем устье самого Амура.
Тщательно осмотрев вместе с Орловым берега залива Счастья, мы нашли, что кошка, образующая восточный берег этого залива, представляет единственную местность, к которой могут подходить суда с моря для передачи грузов, почему 29 июня 1850 года мы и заложили здесь зимовье, названное мною Петровским.
На основании сведений, полученных мною от Орлова, нам нельзя было оставаться в Петровском: во-первых, оттуда невозможно было следить за устьем Амура, за южной частью Амурского лимана и за побережьем Приамурского края, а во-вторых, прежде чем представится возможность достигнуть из Петровского этих мест, иностранцы, пришедшие на судах с юга, могут утвердиться в них. Кроме того, постоянное занятие залива Счастья было бесполезно для нас еще и в том отношении, что залив этот, подобно Охотску, Аяну и вообще всем заливам Охотского моря, до исхода июня бывает затерт льдами и суда в заливе Счастья, так же как и в упомянутых заливах, без вытягивания на берег зимовать не могут. В этом заливе, следовательно, не могло быть и порта. По этим причинам я решился идти в реку Амур и там: 1) исследовать, не имеется ли близ устья реки местности, удобной для зимовки судов; 2) разведать, в какой степени достоверны сведения, доставленные Орловым, о состоянии южной части лимана и реки; 3) узнать, в какое время появляются иностранные суда в Татарском проливе и не подходят ли они к лиману; 4) на основании полученных таким образом данных действовать ныне же решительно, для достижения главной цели, объясненной в представлении моем генерал-губернатору в ноябре 1849 года.
С таким намерением, взяв с собою переводчиков: гиляка Позвейна и тунгуса Афанасия, с шестью человеками вооруженных матросов я отправился из Петровского по северному каналу лимана на шлюпке, вооруженной однофунтовым фальконетом, в реку Амур, оставив Д. И. Орлову следующее распоряжение:
«К 1 августа прислать на оленях через горы на мыс Куегда двух матросов с топографом, которые и должны там ожидать до 10 августа; если же к этому времени я туда не приду, то принять энергичные меры к нашему разысканию. Если все поиски останутся тщетными, донести в Аян генерал-губернатору и, оставив при себе на зимовку транспорт в Петровском, продолжать действовать согласно указу императора и ожидать дальнейших распоряжений от генерал-губернатора».
12 июля, следуя северным фарватером, я вошел из лимана в Амур и поднялся вверх по нему до мыса и селения Тыр, лежащего на правом берегу реки, против устья реки Амгуни, в расстоянии около 100 верст (106 км) от устья Амура. На этом пути, подробно исследовав протоку Пальво и соседние с ней протоки, я нашел, что в Пальво, между селениями Мая и Пальво, могут совершенно безопасно зимовать суда. Эта местность находится в 70 верстах (74,6 км) от устья реки Амура, а от мыса Куегда, на Константиновском полуострове, в 35 верстах (37,3 км).
Зимник мангунов
Рисунок художника Мейера (Альбом рисунков к путешествию на Амур, совершенному от Сибирского отдела Русского географического общества [Путешествие в Приамурье в 1855–1856 гг. экспедиции Р. К. Маака])
Подойдя к мысу Тыр, я увидел на берегу нескольких маньчжуров и толпу гиляков и мангунов до 200 человек; они, по-видимому, были озадачены появлением нашей шлюпки. Выйдя здесь на берег в сопровождении переводчиков Позвейна и Афанасия, я подошел к старшему из маньчжуров, которого гиляки называли джангин, что значит богатый старик, купец; этот маньчжур сидел с важностью на обрубке дерева и тем оказывал свое начальническое влияние на окружавшую его толпу маньчжуров и гиляков. Он важно и дерзко спросил меня, зачем и по какому праву я пришел сюда. В свою очередь и я спросил маньчжура, зачем и по какому праву он здесь находился. На это маньчжур с еще большей дерзостью отвечал, что никто из посторонних, кроме них, маньчжуров, не имеет права являться в эти места.
Внутренний вид мангунского зимника
Рисунок художника Мейера (Альбом рисунков к путешествию на Амур, совершенному от Сибирского отдела Русского географического общества [Путешествие в Приамурье в 1855–1856 гг. экспедиции Р. К. Маака])
Я возразил ему, что так как русские имеют полное и единственное право быть здесь, то я требую, чтобы он, со своими товарищами маньчжурами, немедленно оставил эти места. На это маньчжур, указывая на окружавшую его толпу, потребовал от меня, чтобы я удалился и что, в противном случае, он принудит меня сделать это силой, ибо никто, без дозволения маньчжуров, не может сюда являться. Вместе с этим он дал знак окружавшим его маньчжурам, чтобы они приступили к исполнению его требования. В ответ на эту угрозу я выхватил из кармана двухствольный пистолет и, направив его на маньчжур, объявил, что если кто-либо осмелится пошевелиться, чтобы исполнить его дерзкое требование, то в одно мгновение его не будет на свете. Вооруженные матросы, по моему знаку, немедленно явились ко мне. Такой совершенно неожиданный для всех поступок так ошеломил всю эту толпу, что маньчжуры сейчас же отступили, а гиляки, отделившись от них, начали смеяться над их трусостью и, видимо, были довольны этим действием, давая тем понять, что будут на моей стороне. Джангин побледнел, немедленно соскочил с своего места и, кланяясь мне, объяснил, что желает со мной быть в дружбе и просит меня к себе в палатку, в гости. Я согласился и узнал от него: 1) что им запрещено спускаться сюда по Амуру, что они бывают здесь самовольно, с ведома только лишь мелких чиновников города Сен-зина (около 300 верст от устья Сунгари), за что этим чиновникам они дают взятку соболями, которых выменивают у гиляков, гольдов и мангунов на товары и большей частью на водку (араки); 2) что на всем пространстве по берегам Амура до Каменных гор (Хинган) нет ни одного китайского или маньчжурского поста. Что все народы, обитающие на этом пространстве, по рекам Амуру и Уссури, до моря, неподвластны китайскому правительству и ясака не платят и 3) что река Амур при устьях впадающих в нее рек Сунгари и Уссури, а равно и эти последние вскрываются ото льда гораздо ранее, чем река Амур, в этих местах.
Гиляки и мангуны, прибывшие сюда с юго-западного берега Сахалина и берегов Татарского пролива, сообщили, что ранней весной ежегодно в Татарский пролив приходят большие суда, останавливаются часто у берегов, берут насильно у них рыбу и делают различные бесчинства, за которые их никто не наказывает.
Вследствие этих сведений я объявил маньчжурам, гилякам и гольдам, что хотя русские давно здесь не бывали, но всегда считали реку Амур от Каменных гор (Хингана), а равно и всю страну вдоль моря, с островом Карафуто (Сахалин), своей принадлежностью.
Жители берегов Амура
Манягрская женщина. Манягрская девушка. Манягрский мальчик. Манягр взрослый. Старшина манягров. Маньчжурская женщина. Маньчжурский чиновник. Туземец из тунгусов, живущий при устье реки Сунгари. Гольдии. Гольдская женщина. Гольдские дети. Мангун. Гилечка. Гиляк Рисунок художника Мейера (Альбом рисунков к путешествию на Амур, совершенному от Сибирского отдела Русского географического общества [Путешествие в Приамурье в 1855–1856 гг. экспедиции Р. К. Маака])
