Юрий Степанчук - Звезда и ключ Индийского океана
— А в Советском Союзе есть сахарный тростник? — спросил вдруг Риад.
— Есть, но мало, — сказал я.
— Ты же видел, что мы рубили не так ловко, как вы, — пришел мне на выручку Ананд. — Как в этом году заработки?
Наши собеседники помрачнели.
— В последние годы нас все больше загоняют в угол. Цены растут, мы не можем свести концы с концами. Одна надежда на профсоюз, который мы хотим у себя создать, но нам нужно добиться, чтобы его признали сахарозаводчики, а это не так просто.
Устроившись поудобнее, Риад продолжил:
— Вчера мы собирались в профсоюзном комитете. Обсуждали свое положение, спорили. Говорили о девальвации рупии, о росте цен. Рис вздорожал на девяносто четыре процента. А ведь вы знаете, чем в основном питаются маврикийцы. Мука теперь стоит в полтора раза дороже, сахар — на шестьдесят семь процентов..
— Маврикий, — сказал Ананд, — закупает рис и муку для выпечки хлеба в других странах, расплачивается за них долларами, и при снижении курса рупии за доллары приходится отдавать больше рупий, чтобы получить сумму в долларах, необходимую для оплаты по импорту продовольствия. Все это отражается на внутренних ценах.
— А кому выгодна девальвация рупии?
Ананд не успел ответить. Подошел сирдар — надо было идти работать, чтобы выполнить дневную норму. Все поднялись, друзья Риада стали прощаться с нами.
— Приезжайте еще, — пригласил Риад, провожая нас до дороги. — Нам бы хотелось послушать о Москве, мы могли бы собрать людей в нашем профсоюзном центре…
— Приедем, приедем, — ответил за меня Ананд. И вернулся к прерванному разговору. — Вот ты спрашиваешь, кому выгодна девальвация? Разве не знаешь, что богатые туристы, приезжающие из Южной Африки или Франции, при обмене своих денег получают больше рупий, чем могли бы получить до девальвации? Больше тратят, а это выгодно владельцам отелей и торговцам. А владельцы сахарных заводов? Они ведь продают сахар на международных рынках и за вырученные доллары получают в рупиях. Выгодно обесценение рупии и западным компаниям, которые вкладывают свои капиталы в экспортную зону Маврикия. А то, что ты или твоя жена слишком много платят за рис и муку, что увеличение зарплаты отстает от роста цен, это мало кого волнует…
Мы простились с Риадом. Так закончился мой день па плантации сахарного тростника.
Глубокие корни
Было около 11 часов, когда мы шли по дороге в деревню. Впереди нас спешили домой женщины, с ними были два мальчика лет двенадцати. Они также возвращались с утренней работы на плантациях. Большие связки травы ритмично покачивались на их головах, и создавалось впечатление, что движется какая-то странная зеленая процессия. Перевязанную в двух-трех местах ношу женщины придерживали одной рукой. Издали связки казались невесомыми, настолько грациозно выглядели под ними женщины. Только вблизи мы заметили, как им тяжело: мокрые от пота спины, скованная усталостью походка.
— Женщины тоже работают на плантациях? — спросил я Ананда.
— Да, они заняты и в домашнем хозяйстве, и на плантациях трудятся. Вот, например, в этой деревне. Десять-пятнадцать процентов женщин работает на своем участке, и их семьи могут существовать на доходы, полученные от продажи урожая. Остальные делятся на две приблизительно равные группы. Одна, кроме дома и небольшого огородика, ничего не имеет и, чтобы жить, помогает своим мужьям, работая на чужих плантациях, иногда едет в город. Хорошо, что на нашем острове все близко и неплохое автобусное сообщение. За несколько месяцев надо заработать столько, чтобы хватило и на мертвый сезон, когда нет никакой работы…
— А вторая группа?
— Это жены мелких землевладельцев. У них настолько мелкие наделы, что доходов от собственного тростника им не хватает. И женщины также вынуждены подрабатывать либо на плантациях сахарозаводчиков, либо в городе. Жена Риада как раз относится к этой группе. Да, с тех пор, как возникла эта деревня, а первые дома здесь построены в тысяча девятьсот двенадцатом году, круг занятий женщин мало изменился. На заработки в город мужья их хотя и отпускают, но неохотно. Жены и дочери больше всего заняты в домашнем хозяйстве, на своих участках и на плантациях сахарозаводчиков.
— А помнишь, ты мне говорил, что в экспортной зоне охотнее беруг на работу именно девушек…
— Совершенно верно, — сказал Ананд, — но, во-первых, сейчас новые рабочие места практически не создаются, а во-вторых, повторяю, семья неохотно отпускает девушку на фабрику или на завод. Многие из них просто не выдерживают изматывающего ритма конвейера. К тому же отпускать девушек далеко от дома не принято в семьях выходцев из Индии. И тем не менее иногда приходится — жить-то надо!
Прежде чем покинуть деревню, мы решили посмотреть небольшой деревенский храм и здание байтки — общественного центра деревни. На противоположном ее конце виднелись квадратная кирпичная труба и рядом с ней старые постройки. Часть верхней кирпичной кладки обрушилась, и косой срез зеленел двумя кустами и пучком травы. Я предложил посмотреть эти развалины старого сахарного завода. Ананд охотно согласился — ему еще хотелось побыть в родной деревне.
— Там, правда, ничего практически, кроме трубы, не осталось. Она значительно старше деревни. Первые клочки земли наши деды и прадеды получили на окраине плантации уже объединенного сахарного завода. За неплодородные, неудобные для обработки участки приходилось отдавать все сбережения нескольких поколений. Видишь, какие здесь поля? Изрезанные оврагами и пересеченные вдоль и поперек ручейками… Сколько нужно было сил, чтобы и работать на землях плантаторов, и поднимать вот эту целину! Сахарная промышленность в этой стране создана тяжким, непосильным трудом привезенных из Индии поселенцев, что признают и сами плантаторы…
— На торжестве по поводу открытия сезона, — вспомнил я, — сахарную промышленность назвали матерью всех отраслей. Требовали особого к ней отношения.
— Скорее особого отношения к сахарозаводчикам! Этот пустивший глубокие корни клан не знает ничего, кроме интересов собственного кармана. Познакомься с историей индийской иммиграции на Маврикий, и ты лучше поймешь, что кроется за вежливостью людей в светлых сафари. Для белых плантаторов индийские кули были тем же самым, что и черные рабы, захваченные в Африке и доставленные сюда силой.
— Ты, конечно, прав — прошлое на каждом шагу видится в настоящем.
— Совершенно верно, — оживился Ананд. — Узнаешь о судьбах Плевица и Манилала, борцов за права индийской общины, и тебе станет ясно, как трудно шли к сегодняшнему дню живущие в этой деревне люди и как надо относиться к призывам капитанов сахарных морей.
