Антонио Арлетти - Трампеадор
Каноэ осело под тяжестью груза, и становилось все труднее размещать вдоль бортов связки шкурок.
Эта сложная операция отнимала у нас уйму времени, но достаточно разместить груз неверно, как в плавании над нами нависла бы грозная опасность.
Все звери, мех которых, по мнению Франческо, имел коммерческую ценность, оканчивали свою жизнь весьма бесславно; их шкуры грустно повисали на шестах и прутьях.
Трудно найти более убедительное доказательство паразитизма наших охотничьих набегов. Мы стремились взять все и не дать взамен ничего. Если бы мы хоть ограничились добычей пищи, нас можно было бы посчитать двумя представителями великого племени охотников, еще не знающих, что такое скотоводство. Но упорное стремление извлечь из охоты экономические выгоды было явным признаком вырождения. Еды нам хватало, какая же, спрашивается, была необходимость, едва исчезла красная лиса, ополчиться на патагонского зайца (тага), да с таким ожесточением, словно вот-вот настанет конец света?
Патагонский заяц не состоит в родственных отношениях со своим европейским тезкой. Этот зверек из семейства грызунов в некоторых случаях достигает пятнадцати килограммов. Шерстка у него короткая, темно-коричневого цвета, лапы тонкие и длинные, уши словно у собаки-боксера. Маленький, обрубком, хвостик похож на хвост непослушной собаки, нарочно отрезанный мстительным хозяином.
Менее сообразительный и менее быстрый, чем европейский заяц, мара[41] часто становится жертвой своих более ловких врагов.
К тому же он менее плодовит, а его шкурка ценится дороже. Похоже, что он обречен на постепенное вымирание. Мы ставили на патагонского зайца силки, а иногда и били его из ружья. Мясо у этого зверька невкусное, и обычно мы его выбрасывали.
Водится здесь и другой редкий зверек — lobito de rio, очень красивая выдра[42] Мы уделяли ей огромное внимание, но все наши старания пропали впустую. Шкурки выдры ценятся очень высоко. Она питается рыбой и предпочитает глубоководные места, так что ставить на нее капканы совершенно бесполезно. Живет выдра в подземных норах и отличается редкой осторожностью. Выкурить ее оттуда и подстрелить удается крайне редко. Сколько мы ни рыскали по реке в поисках драгоценного зверька, нам не удавалось напасть на его след. Лишь однажды у носа каноэ стрелой пронесся пушистый зверек, преследуемый залпами моего меткого друга. Выдра мгновенно нырнула и молнией ушла под воду. Но уж если Франческо промахнулся, то, верно, это была не выдра, а лишь таинственный призрак.
27 июля.
Завтра мой день рождения. Мы как раз подплываем к Пьедра-де-Агила. Это уже настоящее, большое селение. Несколько месяцев тому назад я разговаривал с одним французом, который путешествовал по Патагонии с кинокамерой и, заблудившись, попал в эти места. Он целый месяц питался корнями растений и корой, пока не вышел к Пьедра-де-Агила.
«Туда ведет проезжая дорога,— рассказывал он.— В селении есть лавки, магазины, а неподалеку расположен небольшой рудник». Там я хорошенько напьюсь и потом отправлюсь на поиски костей древних животных. И пусть Франческо не вздумает возражать; кстати, ему невредно осушить пинту рома и поухаживать за хорошенькой девушкой. Уже целых три месяца мы живем как отшельники и каторжники.
P. S. Франческо согласен.
28 июля.
Мы миновали Пьедра-де-Агила, даже не сделав привала. Селение находится в нескольких километрах от берега, и, плывя по реке, заметить его невозможно. Франческо клянется и божится, что он этого не знал. Он, видите ли, думал, что селение расположено на самом берегу. Вчера он слишком быстро со мной согласился, и это должно было меня насторожить. Не такой он человек, чтобы без долгих споров пожертвовать двумя днями охоты. Он знал, что, проскочив мимо селения, вернуться назад я уже не смогу. Нет, это уже слишком! Он меня снова одурачил, но скоро я с ним за все рассчитаюсь.
2 августа.
Вчера Франческо спас мне жизнь. С носа лодки он крикнул, что впереди маленький водоворот, и, так как мне мешали связки шкур, я поднялся, чтобы лучше видеть. Лодка задела днищем о скрытый подводный камень, и я буквально вылетел за борт.
Не успел я крикнуть, как Франческо уже бросил мне канат. Когда я вынырнул, канат легонько хлестнул меня по лицу.
Скорее даже не от пережитого страха, а от холода после ледяной ванны я еще долго стучал зубами, греясь у гигантского костра, который мог бы испепелить целый штабель дров, даже не касаясь его языками пламени.
Пожалуй, я все же пощажу Франческо.
5 А. Арлетти
ИНДЕЙЦЫ И КОСТИ ИСКОПАЕМЫХ ЖИВОТНЫХ
Через несколько дней шкур пум у нас стало ровно шесть, и мы связали их в маленький аккуратный тюк. (Однако надо сказать, что тщательнее всего мы ухаживали за шкурками нутрий.) В капкан пумы больше не попадали, но несколько раз мы внезапно встречались с ними, к взаимному удивлению.
Пули Франческо летали с поразительной быстротой, и встреча неизменно заканчивалась самым банальным образом: пума валилась на спину и, все медленнее дергая лапами, постепенно замирала.
Все последующие дни мы специализировались в опустошении островов. На больших водилось множество нутрий, потому что в глубине этих островов всегда были неширокие рукава и маленькие лагуны^ Встречались на островах, как ни странно, и лисы.
Преследуя форель или же обуянная неуемным любопытством, лиса вброд перебиралась на остров. Пока она там разбойничала, наступало половодье, и путь назад был отрезан.
Не обладая достаточной смелостью, чтобы переплыть реку и выбраться на берег, лисицы вели на острове жизнь заключенных. К тому же их нервная система явно пострадала от долгих и безрезультатных метаний по своей обширной камере. Похоже, они усвоили психологию японских летчиков-смертников: они прямо-таки хватали ствол нашего ружья и сами подносили его к виску. Нам оставалось только нажать курок.
Наше появление приводило лисиц в сильнейшее возбуждение. Раз мы сюда попали, значит, сумеем и выбраться. Поэтому они следили за каждым нашим движением. Сначала издалека, потом все ближе и ближе. В страхе, что они потеряют нас из виду и не узнают секрет возвращения, лисицы устремлялись за нами следом. Внезапно обернувшись, мы обнаруживали их чуть позади. Они бежали, понуро опустив головы, словно собаки, которые провинились и теперь покорно ждут наказания. Нам даже не приходилось целиться. Сухой треск выстрела — и лисица навсегда освобождалась из плена. Это долгожданное освобождение стоило ей жизни, а нас лишало нескольких песо из-за маленькой дырочки в лисьей шкуре.
