Эмилий Миндлин - «Красин» во льдах
— «Отвечайте, где вы?»
И снова никакого ответа. Орас расстегнул кожаную куртку, подошел к иллюминатору и раскрыл его.
Через круглую дыру иллюминатора молочной жижей вливался туман, сырость, дыхание ледяной пустыни.
Самойлович говорил радисту:
— Спросите, спросите их, почему не отвечают!
Радист отбрасывал карандаш и накладывал руку на рычаг передатчика.
Ти тиии ти-ти тиии…
Прошло еще полчаса.
Орас поднял с клеенчатого узенького дивана книгу о Робинзоне Крузо, раскрыл ее вверх ногами и положил обратно. Книга осталась лежать раскрытой.
Чухновский уже не мог быть в воздухе. Он либо разбился, либо опустился на лед. Последние запасы бензина должны были кончиться. Но почему бездействует радио «ЮГ-1»? Только гибель людей могла быть причиной молчания радиостанции самолета.
В рубке радиста в тишине сидели Самойлович и Орас. Радист слушал молчание Арктики.
Осиротелый Федотов бродил по палубе, вглядываясь в крутой туман. Страшнейшая тишина охватила корабль. В кают-компании она прерывалась только всхлипами старой Ксении, плакавшей о погибшем Чухновском…
Близилось утро. В тот час в ледяном заливе Рипсбее, к юго-западу от мыса Кап-Вреде, покрытого потоками голубых ледников, заблудившись в тумане и поломав шасси, опустился «Юнкерс» с Чухновским. Юноша Страубе первым выскочил из самолета и огляделся вокруг. Он вытащил из кармана двадцать червонцев и, протянув их к Кап-Вреде, воскликнул:
— Мы обеспечены!
И, пока Джонни Страубе острил, собираясь тратить двадцать червонцев на голой земле Норд-Остланда, летнаб Алексеев выстукивал точки-тире, зовя в ледяном пространстве станцию «Красина». Но на «Красине» не слышали зова летнаба.
* * *
Под утро радист метнул глазами в сторону Самойловича:
— Вылез!
Карандаш его записывал. Через пять или шесть минут Орас и Самойлович читали:
«Почему не отвечаете? Почему не отвечаете? Зову второй раз! Отвечайте!»
Самойлович рванулся к Юдихину:
— Спрашивайте, где они, что с ними случилось! Скорее!
А еще через полчаса в кают-компании Орас читал нам донесение с самолета:
— «Начальнику экспедиции. Карта номер триста три. Мальмгрен обнаружен на широте 80°42′ долгота 25°45′ на небольшом остроконечном торосе между весьма разреженным льдом. Двое стояли с флагами, третий лежал навзничь. Сделали над ними пять кругов. Совершенно чистая вода ограничена 80°40′, тридцатым меридианом, берегом Норд-Остланда и линией острова Репса на ост-норд-ост по указанной широте… Поэтому группу Вильери обнаружить не могли…»
Орас на минуту прервал чтение донесения.
— Здесь путаница какая-то, — сказал он, — возможно, что пропуск.
И он продолжал:
— «…с «Красина»… Виден был только Вреде… Выбора посадки не было. Сели на торосистое поле, в миле от берега, на который ходили. Сели на зюйд-зюйд-вест в миле от Кап-Вреде или Кап-Платена: туман мешает точно определиться. В конце пробега снесло шасси. Сломано два винта. Все здоровы. Запасы продовольствия на две недели. Считаю необходимым «Красину» срочно идти спасать Мальмгрена. Чухновский».
Наступило утро 11-го числа. Березкин, вывешивая очередную метеорологическую сводку, сказал:
— Туман разойдется. Будет солнце.
Капитан Эгги отдал приказ:
— Готовить машины!
Орас, встретив меня в каюте Пономарева, протянул разлинованный лист бумаги. На нем — написанное карандашом какое-то заявление за пятью подписями.
— Возьмите, — сказал он. — И сохраните в вашем архиве. Когда-нибудь это пригодится для вашей книги.
Вот какого рода было это необычное заявление:
«Начальнику экспедиции
Заявление
Узнав неофициально, что с нашим самолетом случилась небольшая авария и что он нуждается в помощи, мы предлагаем отправиться пешком на помощь без замедления.
11 июля 1928 г.
Кочегары: Феоктистов, Байбаков, Тойкин, Кнокин, Горский».
Мужественные кочегары, однако, не получили разрешения начальника экспедиции.
Разве это не грозило бы тем, что «Красину» пришлось бы разыскивать еще одну группу людей, без вести пропавших в арктических льдах!
К этому времени уже был получен отказ Чухновского от немедленной помощи. Чухновский настаивал на том, чтобы сначала спасли потерпевших аварию воздухоплавателей дирижабля «Италия» и только потом оказали помощь ему и его товарищам.
Отказ Чухновского принять помощь «Красина» до спасения итальянцев вызвал в те дни восхищение всего мира.
И вот дан приказ готовить машины… «Красин», уже лишившийся лопасти одного винта, с поврежденным винтом, вздрогнул и надвинулся на ледяное поле. Вокруг был бело-голубой твердый ледяной океан. У бортов с глухим шумом переворачивались глыбы зеленоватой тверди…
«Помогите нам пищей»
Туман разжижался. Карминное солнце над горизонтом уходило от юга. В полночь оно будет на севере.
Его холодные желтые лучи полезут в каюту через круглые глазницы иллюминаторов, и тогда выползет на корму и солнечной ночью затоскует радист Юдихин: «Ночка темная, да ноченька темная…»
Когда мы всматривались в синюю даль, когда отсчитывали метр за метром отмеренный кусочек пространства, отделявший нас от группы Мальмгрена, «Красин» боком шевельнул большую шаткую льдину. Она медленно повернулась, как вертящаяся сцена театра, и мы увидели на ней семейство медведей. Высокий торос посреди льдины до этого скрывал их от нас.
Медведица сидела спиной к ледоколу и, не меняя позы, лишь обратила в нашу сторону длинную морду. Двое маленьких медвежат били друг друга лапами. Глава семейства — огромный старый медведь зевал. Широким языком он обтирал вымазанную морду. Медведь ел тюленя.
Едва раздался первый выстрел с палубы корабля, белый медведь бросил семью. Перепрыгивая через бирюзовые полыньи, он исчез за торосами.
Медведицу ранили. Она вскочила на лапы и, вместо того чтобы бежать, уставилась красными глазами на ледокол. Медвежата продолжали избивать друг друга. Им было все нипочем, они не понимали, что происходит.
По соседству с торосом зеленела вода полыньи. Медведица повалилась в воду, уходя от бесславной смерти.
— Ушла! — в отчаянии кричал кочегар Филиппов, срывая с головы меховую шапку.
— Обратно ползет!
Соленая вода океана разъедала рану медведицы. Истекая кровью, зверь выполз из полыньи.
Медвежата отбежали от раненой матери. Она проползла на передних лапах, потом перевернулась на спину и замерла. Человек десять спустились на лед. Медвежата удрали. Убитого зверя на огромном брезенте подняли на борт корабля.
