Рахул Санкритьяян - В забытой стране
Перед храмом стояли большие каменные статуи. По обеим сторонам от входа лежали огромные сфинксы. Внутри храма, вдоль стен просторного зала, уходили вверх массивные колонны.
Благодаря изумительной архитектуре и высокому мастерству строителей храм бога солнца Ра в Митни-Хапи оставлял далеко позади даже замечательный мемфисский храм, выстроенный фараоном Амасисом[27].
Вокруг центрального зала разместилось много небольших комнат. Одну из них отвели моим товарищам. Каждый день нам приносили цветы, фрукты и благовония.
Все жрецы этого храма, а их было очень много, готовы были денно и нощно прислуживать Гору, Анубису и Тоту. Яхмос все время спрашивал нас, не испытываем ли мы неудобства и не нужно ли нам чего-либо еще, и делал все, что только было в его силах, чтобы боги чувствовали себя как можно лучше. Кроме того, мы каждый день получали от царицы письма, в которых она осведомлялась о нашем самочувствии.
Однако пребывание в храме напоминало нам своего рода тюремное заключение, и мои товарищи жаловались шутя, что им приходится теперь сидеть в темной камере. Они никуда не выходили из своей комнаты и снимали маски только на время еды, и то приняв перед этим необходимые меры предосторожности. Мы понимали, что так не может длиться до бесконечности, и ломали голову над тем, что же нам следует предпринять дальше. Дхандас, который очень тяжело переживал вынужденное безделье, постоянно торопил нас: ему не терпелось проникнуть в гробницу Серафиса и овладеть скрытыми в ней сокровищами.
Посоветовавшись с товарищами, я попросил Яхмоса показать нам гробницу Серафиса. И вот однажды, во второй половине дня, он зашел за нами. Ступеньки позади храма вели в длинный коридор, по которому мы прошли в небольшую комнату. При свете факелов мы увидели дверь, по обеим сторонам которой стояли два жреца с обнаженными мечами. Я вспомнил надпись на амулете: «Гробница Серафиса вечно будет охраняться вечно бодрствующими стражами».
Справа от двери высилась статуя бога солнца Ра, который почитался серафийцами покровителем Митни-Хапи. В древнем Египте существовало много культов бога солнца, и я не удивился тому, что еще ни разу во время своих исследований не встречал такого скульптурного изображения. Судя по виду, этот бог должен был носить имя Ра-Хепер: слово «ра» означает «солнце», или «рождающий и дающий миру свет», а Хепер является представителем солнца на земле. Статуя изображала стоящего на задних лапках огромного жука-скарабея с расправленными крыльями и поднятыми над головой передними лапками, в которых он держал круглое, как мяч, солнце. К ногам жука припал человек с протянутыми руками, будто обращался с мольбою к богу.
Слева от двери на стене была иероглифическая надпись, а рядом стояла большая статуя фараона или какого-то номарха — правителя нома, или провинции. Думаю, что скульптура изображала того, кто создал тайну, которую мы жаждали раскрыть.
Я начал внимательно разглядывать надпись. Мне ни разу в жизни не доводилось видеть ничего подобного: из стены высовывались вертикально поставленные каменные круги с искусно высеченными по всей окружности и красиво окрашенными иероглифическими знаками. Круги свободно вращались, причем при повороте круга в стене показывался лишь один иероглиф.
Я спросил Яхмоса, что содержится в этой удивительной надписи: несмотря на большой опыт в чтении иероглифических письмен, я не мог прочитать ее.
— Я и сам не знаю. Это такая тайна, которая не известна даже жрецам, охраняющим гробницу, — ответил верховный жрец, отрицательно покачав головой.
Я взглянул на дверь. Она казалась очень прочной. Через ручки двери были просунуты бронзовые брусья, вделанные в толстые каменные стены дверной ниши.
— Вход в гробницу закрыт? — спросил я Яхмоса.
— Да, сюда невозможно войти, — сказал он.
— Я слышал, что у вас был жук-скарабей, с помощью которого можно открыть гробницу.
— Жук-скарабей! Да его же похитили! Несколько лет назад к нам приехал чужеземец. Ему удалось войти в доверие к служителям храма, и он украл этот амулет у жрецов, охраняющих гробницу.
— Значит, теперь гробница Серафиса закрыта навсегда?
— Да, во всяком случае до тех пор, пока жук-скарабей не будет вновь водворен на место. Вор сумел спастись бегством, хотя полководец Нохри преследовал его до пустыни.
— А что там, в гробнице?
— Мумия Серафиса и все сокровища древних Фив.
— Кому же принадлежат эти богатства?
— Серафису. Но, скажу вам по секрету, ими жаждет завладеть Нохри. Этот человек не боится богов и совершенно не заботится о душах своих предков. Когда вор скрылся, Нохри поклялся своим мечом (он ведь не привык клясться именами Осириса или Амона), что вернет амулет в Митни-Хапи. Нохри послал на поиски амулета одного из своих доверенных лиц, который превосходил по уму других и слыл у нас чародеем. С тех пор прошло много лет, но Псаро (так звали этого человека) все еще не вернулся.
Услышав это имя, я вздрогнул. Мне показалось, что кто-то ударил меня. Я вспомнил рассказ Рамешвара. Шивнатх Джаухри, отдавая ему в Наландском музее амулет, предупредил его: «Берегитесь Псаро!»
Не Псаро ли убил Шивнатха в его собственном доме в Данапуре? Не он ли, слывший чародеем, нарисовал на полу бога Анубиса с головой шакала?
Мне и без того было страшно, но я перепугался еще больше, когда подумал о тех двоих, которые преследовали нас до Суэца.
— Какой он из себя, этот Псаро? — спросил я Яхмоса.
— Прошло уже немало лет с тех пор, как я видел Псаро в последний раз, но у него такое лицо, которое нельзя забыть. Псаро очень много лет, значительно больше, чем кажется на вид. На голове у него не сохранилось ни одного волоска.
Я не смог удержаться от любопытства и снова обратился к Яхмосу:
— А нет ли у него на лице шрама?
Яхмос удивленно взглянул на меня и отрицательно мотнул головой:
— Нет, у него нет никакого шрама.
Я понял, что ошибся, приняв одного из наших преследователей за Псаро, и успокоился, не подозревая о том, что опасность совсем близко.
Мы поднялись в храм, и только я вошел в комнату, как мне передали записку от Нохри, в которой он настоятельно приглашал меня к себе во дворец, расположенный напротив царского дворца, на противоположном берегу реки.
Нохри прислал за мной лодку, и минут через десять я уже стоял перед ним в одной из комнат дворца. На Нохри в этот раз вместо золотых доспехов была накидка из тонкой, прозрачной кисеи. Полководец лежал на красивой кровати, у изголовья которой на небольшом столике стоял кувшин с серафийским пальмовым вином. Когда я вошел в комнату, Нохри не счел нужным не только встать, но даже поздороваться со мной — он лишь небрежным жестом указал мне на кресло. Я продолжал стоять, и тогда он сказал грубо:
