Василий Елисеев - По джунглям Конго (Записки геолога)
В ту минуту мысли унесли меня далеко-далеко в Сибирь. Вспомнился случай… Закончив полевые работы в верховьях реки Мамы, мы решили не ждать лодок, которые должны были прийти за нами из поселка, а спуститься по реке на плоту. Мы знали, что плыть по Маме небезопасно: в реке встречались огромные валуны, на которые можно налететь и опрокинуться. Поэтому перед отплытием приняли необходимые меры предосторожности. Изучили лоцию, отметив на схеме наиболее опасные места, и пустились в путь. Нас четверо. Двое постоянно держали вахту: один стоял на корме за рулем, другой сидел впереди, на краю плота, и наблюдал за бурным потоком. Он должен был заранее предупреждать рулевого об опасности.
С обеих сторон глядел на нас задумчивый, великолепный в своей красе осенний лес. По реке шла шуга. Подсвеченная солнечными лучами, она играла разнообразными бликами. Природа была полна очарования. У всех было радостное настроение. Мы отдыхали после трудного лета. И наш вахтенный, что греха таить, по-видимому, задремал и вовремя не заметил опасности. Когда он крикнул: «Камень, держи левее», — было уже поздно. Плот, зацепив за валун краем, резко накренился, и мы оказались в ледяной воде. Над водой торчали только три бревна нашего огромного плота, на которые мы и выбрались, стуча зубами от холода. К счастью, у одного из товарищей была в кармане фляга со спиртом. Отпив по глотку и придя немного в себя, стали думать, что же предпринять. Решили попытаться сдвинуть плот. Опускаемся попарно в ледяную воду, толкаем его, напрягаясь изо всех сил, но… безуспешно. Плот крепко сидел на валуне.
Тогда мы стали звать на помощь. В ответ слышалось только эхо. Наши голоса осипли. Наступила ночь. Стоя, прижавшись друг к другу, мы пели. Глаз не смыкали. Заснешь — свалишься в воду. С нетерпением ждали рассвета, надеясь услышать ржание лошадей, тянущих лодки вверх по реке. Начало светать, подошел полдень, а лодок не было. Добраться до берега, преодолев ледяной поток метров пятьдесят шириной, было мало шансов. Человек неминуемо бы погиб, тем более мы ослабли от холода и голода. Представили даже невероятное: человек доплыл до берега. Но что ему делать дальше? Замерзший, не имеющий возможности развести костер, он погиб бы в лесу. Поэтому просьба об этом нашего товарища была отклонена. Решили ждать…
Настала вторая ночь. Среди ночи тот товарищ, который хотел доплыть до берега, внезапно закричал: «Лодки… лодки… Я слышу ржание лошадей». Но никаких лодок не было и не должно было быть: кони и лодки могли появиться только днем. У нашего товарища начались галлюцинации.
Не знаю, что было бы с нами, если бы не подоспели лодки. Они подошли днем, и мы были спасены.
А водопад Лали-Бвенза продолжал шуметь и осыпать нас мелкими брызгами. Стало прохладно. Пора уходить. Нас ждала работа. Делу — время, потехе — час.
В Пуэнт-Нуаре сдал образцы пестрых брекчиевидных глин на химический и спектральный анализы. Анализы показали, что в глинах есть никель, хром и магний, а также серпентиноподобный минерал, который был обнаружен при просмотре глин под микроскопом. Предположение, что найденные нами глины — элювий кимберлитов, подтвердилось анализами.
Недели через три мы снова увидели Луи Бунгу. Он нашел несколько алмазов и приехал в Пуэнт-Нуар, чтобы поделиться с нами этой радостью.
Человек джунглей, Луи Бунгу уже на второй день пребывания в городе жаловался: «Мне здесь жарко и душно, месье Базиль. Хочу скорее вернуться домой, под сень деревьев».
Мне вспомнился эпизод из книги Арсеньева «Дерсу Узала». Владимир Клавдиевич пригласил знаменитого охотника-нанайца во Владивосток, к себе в гости. Дерсу Узала сказал:
— Нет, спасибо, капитан. Моя Владивосток не могу ходи. Чего моя там работай? Охота ходи нету, соболя гоняй тоже не могу. Город живи — моя скоро пропади.
Через два дня Луи уехал в джунгли.
В ДЖУНГЛЯХ МАЙОМБЕ
Закончив отчет о поисковых работах на алмазы, еду в Димонику, что в горах Майомбе, искать золото.
Километрах в пятидесяти от города дорогу пересекает огромный варан, примерно с полметра длиной. Марсель Мунгабио прибавляет газу с явным намерением раздавить варана. Прошу Марселя притормозить машину, что он и делает, правда, неохотно. Варан скрывается в зарослях.
В пути на нас обрушился ливень (шел февраль, начинался большой дождливый сезон). По дороге потекла неглубокая, но местами весьма бурная река. Наш газик бежит вверх, навстречу потоку, разбрызгивая в обе стороны воду, словно поливальная машина. Холодные капли дождя проникают за воротник куртки, попадают в рукава. Поднялась вода в реках, залила прибрежные кусты бамбука. Поток подхватывает и несет палки, бревна, ветки. Они проносятся с большой скоростью. Дорога раскисла. Машина продвигается с трудом на второй скорости. Иногда ее заносит, что небезопасно: можно свалиться в пропасть, тянущуюся справа от дороги. Оползают склоны, загромождая дорогу раскисшей глиной со щебнем, падают на дорогу деревья. Дорога узкая, и объехать их нельзя. Приходится расчищать завалы. Подъехали к мосту через реку, а по нему течет настоящая река. Река пересекает реку. Географический парадокс!
До Димоники не доехали километров пятьдесят, остановились на ночлег. Нас встретила туча мокрецов. Когда их кружится много, они напоминают пыльное облако. Через считанные минуты они так нас искусали, что уши, голова и руки начали нестерпимо зудеть. На теле появились красные волдыри. Мы поскорее вбежали в дом. Но и в доме мокрецы продолжали жалить с каким-то остервенением. Нигде нет спасения от этих фуру. Вспомнились слова из одной книги, которую читал перед отъездом в Конго. Ее автор выразился примерно так: вряд ли природой создано что-либо более неприятное для человека, чем мокрецы.
Спали под марлевыми пологами: было душно, но мокрецы не беспокоили. Утром, забыв об их существовании, выбежал в одних трусах умыться. И был жестоко наказан на беспечность: миллионы мошек впились в тело, хоть караул кричи от внезапно возникшего невыносимого зуда во всем теле. «Пожалуй, иметь дело с сибирским гнусом все же приятнее», — подумал я в тот момент.
Через несколько часов прибыли в Димонику. Расположились на одной из вилл, стоявшей на холме (виллы построил золотопромышленник Вигуре. После революции он бежал из Конго). Отсюда открывался великолепный вид: расходящиеся веером гряды гор, покрытые темно-синими джунглями. Не зелеными и даже не сине-зелеными, а именно синими, сапфировыми. Фуру здесь почти не беспокоят.
Раннее бодрящее утро. Выхожу из виллы и не верю глазам: не видно ни веера горных хребтов, ни синих джунглей. Все закрыто молочно-белой пеленой тумана. Лишь кое-где проступают островерхие пики гор. Но день вступал в свои права, и туман стал рассеиваться. Все явственнее и явственнее вырисовывались очертания долины, показывались крыши хижин поселка золотоискателей. Прошло немного времени, и от тумана остались отдельные пятна, которые рассеивались необычным образом — струйками и кольцами, как дым костров. Сходство поразительное!
