Джон Хант - Восхождение на Эверест
Узнавая ближе друг друга, мы одновременно сближались и с нашими носильщиками шерпами. В гималайских путешествиях есть одно правило, которое, видимо, доставляет взаимное удовольствие обеим сторонам: за вами ухаживает верный слуга, который подает вам чай по утрам, готовит спальный мешок, помогает нести ваши личные вещи и вообще балует своего сагиба (слово «сагиб» на языке хинди означает человека с высшим положением, оно употреблялось между нами просто в случае надобности различить члена экспедиции от носильщика шерпа). Моим личным слугой был Пемба, спокойный и дюжий парень, с более чем обычно резко выраженным монгольским типом лица; его толстые косы массивными пучками были уложены по обеим сторонам головы. Пемба пользовался репутацией одного из самых смелых среди сопровождавших нас шерпов и был очень приятным парнем. Очень скоро мы стали достаточно хорошо понимать друг друга, хотя он ни слова не знал на языке хинди, а я на наречии шерпов – единственном языке, на котором он говорил.
Друзья, помогавшие нам советами еще в Англии, внушили мне мысль о важности привыкнуть к кислородным маскам; в частности конструктор Джон Котс настойчиво подчеркивал, что только постоянная и длительная практика даст нам уверенность в успешном их применении на больших высотах. Иные сомневались, сможем ли мы вообще ими пользоваться. Поэтому мы взяли себе за правило ежедневно надевать маски и проходить в них часть пути. Одну ночь двое из нас спали в масках. Впервые надевшие эти маски были приятно удивлены, убедившись, как мало они стесняют дыхание и как мало причиняют неудобств. Нет сомнения в том, что последующее использование масок при самом восхождении стало возможным именно благодаря этим их качествам и применению их уже на ранней стадии экспедиции.
На полпути Эд Хиллари, Тенсинг и я отстали на день, чтобы увидеться со второй группой. С радостью убедившись, что у них тоже все было в порядке, мы обсудили с ними наши дальнейшие планы. У этой группы было несколько тревожных событий: ночной визит пантеры в лагерь, драка на непальских ножах «кукри», возникшая между шерпами и местными носильщиками, после которой впервые пришлось обратиться к помощи доктора Майкла Уорда. Этот последний случай был лишь одним из многочисленных недоразумений, разрешением которых приходилось заниматься Чарльзу Уайли с помощью гуркских сержантов, так как вторая партия носильщиков была менее надежной, чем первая. Участники второй группы были принесены в жертву науке, и я, признаться, был рад, что избежал этой участи. Грифф Паф подвергал их ужасной пытке под названием «испытание при максимальной нагрузке». Она заключалась в том, чтобы с предельной скоростью бежать в гору до тех пор, пока у вас чуть не лопались легкие, и затем выдыхать воздух в огромный мешок, пока он не раздуется, как воздушный шар. Мы с удовлетворением узнали, что Грифф, имевший весьма курьезный вид в пижаме, темных очках и войлочной шляпе охотника за оленями, увенчивающей яркую копну его рыжих волос, нещадно подвергал самого себя тем же мучениям, которые он причинял своим подопытным морским свинкам. Мы поспешили догнать свою группу, пока он не подверг и нас этому испытанию.
На девятый день пути мы перешли через перевал высотой в 2750 м. и вступили в район Сола-Кхумбу. Эта местность – родина наших носильщиков шерпов, и мы сразу же почувствовали перемену в характере ландшафта и облике местных жителей. Склоны гор стали более крутыми и расчлененными; возделанные участки встречались лишь изредка, а домики попадались все реже. Вначале пейзаж был более похож на альпийский, а затем стал типично гималайским. В равной мере заметная перемена наблюдалась и в облике людей. Мы увидели резко выраженный монгольский тип лица, широкого и грубоватого; одежда стала более тяжелой и нарядной. Это была страна шерпов.
До сих пор мы неуклонно двигались на восток; теперь, вскоре после пересечения последнего и самого высокого отрога высотой почти 3650 м, дорога стала спускаться все ниже и ниже в глубокое и узкое ущелье, по которому катила свои бурные и пока еще прозрачные голубовато-зеленые воды река Дуд-Коси, собирающая воды из района самого Эвереста. Отсюда, перейдя через реку по непрочному временному сооружению из бамбука, валунов и дерна, мы резко повернули на север по восточному склону ущелья, держа путь прямо на Эверест. Нам предстояло подняться еще на несколько тысяч метров, так как мы спустились до высоты почти полутора тысяч метров, а дорога, извивающаяся по глубоким ущельям в обход многочисленных непроходимых круч, представляла собой множество больших подъемов и спусков.
Мы дважды пересекали реку Дуд-Коси, слишком быструю, чтобы в ней можно было искупаться, не рискуя жизнью. Подъемы чередовались со спусками по крутым лесистым склонам гор. Рододендроны и магнолии вперемешку с гигантскими елями представляли красочный передний план местности, по которой мы двигались; ранние весенние цветы и благоухающий кустарник в цвету окаймляли дорогу. Не менее грандиозные виды открывались при взгляде вниз – туда, где, зажатая меж скалистыми тысячеметровыми склонами, еле слышно шумела река, или же вверх – на зубчатые цепи окружающих долину гребней, над которыми возвышались ледяные вершины ближайших соседей Эвереста. Приятным разнообразием в этой суровой красоте были попадавшиеся иногда небольшие площадки с несколькими домиками шерпов. Это были низкие строения из камня и прочных бревен, крытые дощечками. К ним примыкали небольшие, тщательно и умело возделываемые участки земли. Поля еще были голыми, но скоро должны были покрыться всходами картофеля, ячменя и кукурузы.
Поднявшись вверх по долине, мы увидели огромный контрфорс открытых травянистых склонов. В этом месте Дуд-Коси принимает один из значительных притоков – Бхоте-Коси. Наш путь пролегал вверх по реке Дуд-Коси, собирающей воды тающих ледников обширного горного района к западу от Эвереста, но сначала нам предстояло подняться через контрфорс, разделяющий эти две реки, чтобы добраться до Намче-Базара, главного селения района Кхумбу. Позади Намче на высоту более 5800 м. вздымается огромная колонна из серого гранита. Это Кхумбила. Мы смотрели на нее и вспоминали скальные вершины Савойи и Бергелла.
25 марта мы вышли на широкую дорогу, ведущую к Намче. По ней двигалось много веселого и ярко одетого люда; некоторые несли большие связки тонкого пергамента, изготавливаемого из древесины местного кустарника. Утро было великолепным и ясным, и мы ненадолго поднялись в сторону от дороги, чтобы взглянуть дальше вверх по Имджа-Кхола. И вдруг мы увидели там то, что ожидали увидеть, – Эверест, теперь реальный в своей близости; его массивная пирамида вздымалась над длинным заснеженным узким гребнем, соединяющим Лходзе с Нупдзе. Первое, что бросилось нам в глаза, это то, что верхние скалы Эвереста были черными, почти лишенными снега. Охваченные оптимистическим настроением, мы сначала сделали слишком поспешные выводы о том, какой будет вершина через несколько недель. Однако, трезво поразмыслив, можно было сказать, что отсутствие снега объясняется только одним: на большой высоте еще господствует яростный зимний ветер, надежно защищающий вершину от всех попыток покорения ее. Как бы там ни было, но обнаружив неожиданно для себя, что мы находимся так близко от этой грандиозной вершины, мы пришли в хорошее настроение.
