Вячеслав Веселов - Футбол на снегу
— Помню, прошли Фареры. Ветер — в зубы, волна выше сельсовета. Не приведи господь!
И все. Больше ни слова.
— А зимой? — спрашиваю.
— Зимой не сахар. Ловили раз на Медвежке. Минус двадцать семь. Приходилось окалываться.
Это уж я сам должен восстанавливать картину зимнего промысла, когда дико кренится палуба и волна пушечно бьет в борт, валит с ног и несет моряка по палубе; когда у вахты белеют пальцы, а рыбины, словно деревянные, и судно все пляшет на волне, а лица у рыбаков горят, точно они сидели перед раскаленной печью (о чем они и мечтают); а тут после пустых дней наконец пошла рыба, и все на палубе, только «дед» в машине и капитан на мостике, а после вахты все валятся в постель как убитые, и у новичков гудят спины и пальцы не разгибаются…
— Ну, а дальше, — спрашиваю, — дальше?
— Что дальше?
— Страшное же дело, — говорю, — ночь, декабрь, лед. Опасно ведь.
— А как же. Помню, кто-то уже пикал: крен семьдесят градусов.
Это он про SOS пикал.
ПЕРВЫЙ ТРАЛПрямо по курсу, где-то совсем рядом, банка[1]. На экране локатора все чаще появляются яркие всплески — суда.
— Теперь смотри, — говорит капитан вахтенному штурману. — Их сейчас будет как гороху.
Утром, когда туман рассеется, мы увидим этот «горох» — старые, с причудливо расписанными трубами португальские и испанские траулеры, маленькие и нарядные, похожие на игрушки, канадские корабли, мурманские, калининградские морозильные траулеры.
О приближении промысла говорит эфир, наполненный щелканьем и свистом раций.
— «Чехов», добрый вечер! Как рыбалка? Какими глубинками ходите?
— Ничего, удим помаленьку. Подняли пять тонн. Окушок. Мелкий, правда… Надо спускаться южнее.
— Алло, 24-й! Это вы лежите в дрейфе в норд-остовом конце траления? Ответьте 317-му.
— Нет, 317-й, мы у вас на траверзе. Это вроде иностранец валяется. Мы тоже не могли его дозваться.
Мы идем в холодном сыром тумане, в котором вязнет гудок и бесследно исчезают суда. Вот и пропали два корабля, всю вахту сопровождавшие нас.
— Палубной команде выйти на спуск трала!
Подано питание на лебедку, включены на корме прожекторы, и с ходу, все дальше зарываясь в туман и припадая на волнах, которые сечет дождь, мы спускаем за борт свой первый трал.
Так начинается промысел. И сразу замечаешь смену ритмов: уже не бег и мерные удары винта, а ход, медленный, натужный, потому что за кормой у нас больше тысячи метров «веревок», как рыбаки называют трал. И будят теперь тебя где-то среди ночи, в самый сладкий час сна. Надо привыкать. Отныне наши сны и бдения подчинены промысловому расписанию. Торопливо пью чай в полупустом салоне и поднимаюсь в кормовую рубку. Ночью горизонт кажется неправдоподобно высоким. Его, собственно, нет, и лишь по чужим огням можно судить, где кончается небо и начинается океан. Когда наш траулер проваливается на волне, огни дальних кораблей взлетают в небо. Они ходят в вышине далеко над нами, словно самые крупные звезды.
Ноет лебедка, выбирая ваера. В свете прожекторов видно, как летит над сырыми досками палубы водяная пыль, как кипит вода вокруг трала. Вот он появился в узкой прорези кормы. Завизжали, загрохотали, дробно застучали по слипу бобинцы — полые металлические шары, и скоро с шипением и шорохом вполз на палубу трал. Под пение моторов он полез вверх, повис на грузовой стреле. Тралмейстер взмахнул ножом у основания ловушки, и на палубу живым потоком вылилась рыба. Наш первый улов: золотисто-алые окуни, матово отсвечивающая треска, ржавые блины ершей, пестрые зубатки со старушечьими мордами, тугие слитки скумбрий. Рыба трепещет, извивается, раздувает жабры, исступленно колотит хвостом по палубе и наконец затихает.
Трал снова за борт.
Так начинается промысел — бесконечная череда спусков-подъемов.
К ВОПРОСУ О ПЕРЕБЕЖКАХЧерез сутки подъемы уже не превышали полутора тонн.
— Какие же это к дьяволу подъемы, — мрачно говорит капитан. — Так мы и на ягодный кисель не заработаем.
Хотя группа рассеялась и часть кораблей спустилась южнее на шестьдесят миль, капитан не решается уйти.
— Видишь, — говорит он вахтенному штурману, — португальцы упорно пасутся на норде. Надо там пошарить.
Капитан не любит бегать. Он выжидает. И действительно, очень скоро рыба на южном склоне банки скисает. Прошел косяк налима — и нет его. Капитан оказался прав. Он снова ждет. Однако капитанские помощники не разделяют такой стратегии. Они сторонники решительных действий.
— Промысловая выдержка — конечно, прекрасная вещь, — рассуждает старпом, — но это палка о двух концах. Допустим, захватил кто-то вспышку рыбы, сделал одно-два траления — и конец. Побежал в другой район. Рыба и там кончилась. Ясное дело, проиграл. А я, дескать, лучше подожду. Только где гарантия? Но ведь есть капитаны, которые успевают хватать рыбу: вовремя приходят и вовремя уходят. А мы со своей выдержкой можем и вовсе без плана остаться.
Старпому возразить трудно. Но даже я понимаю, какое это нешуточное дело — решиться на перебежку. Чтобы получить оптимальное решение, надо учесть время года, течения, температурный режим, дальность перехода, породу рыбы, перспективность нового района и т. д. Много входных данных, как сказали бы кибернетики.
Проходит несколько сереньких дней: тонна, полторы тонны… Хорошая, крупная треска, но маловато. Капитан выжидает. И однажды утром — пять тонн, потом — семь, потом десять. Пошла рыба. Капитан приосанивается.
Но уже следующим утром на борт приходит пустой трал.
В рубке появляется первый помощник.
— Что будем делать, капитан?
— Ловить рыбу.
— Где?
— Везде.
Капитан склоняется над приборами. Показаний нет. Экран пустой. Пустые подъемы.
Мы снимаемся и идем к острову. Сутки перехода. Целые сутки.
Кто-то бреется, кто-то штопает фартук, кто-то стирает робу. За ужином все сидят гладко выбритые, в свежих рубашках. Потом кино. В десятый раз крутят «Операцию „Ы“». На экране лихая бабуся и Шурик безжалостно расправляются с отвратительными тунеядцами.
Ленивые приготовления ко сну. Это непривычно, потому что ты уже научился беречь каждую минуту отдыха. Не спеша раздеваешься, болтаешь, лежа в постели, листаешь журнал… Вдруг все это обрывается командой по радио:
— Палубной команде приготовиться к спуску трала.
ФЕДЯ УЛЫБИН ИЗ РЫБЦЕХАЭто высокий белокурый парень с мелкими чертами лица и с детской простодушной улыбкой. В столовой он неизменно появляется со своим другом из траловой команды Геннадием Верещагиным. Улыбин одет кое-как: выгоревшая ковбойка, мятые брюки, на ногах колодки из пенопласта. Зато Верещагин всегда выбрит, влажные после умывания волосы аккуратно расчесаны на косой пробор, поплиновая сорочка выглажена.
