Жюль Верн - Робур-завоеватель
Что касается знаменитой трубы, то скептики тщетно пытались причислить ее оглушительные звуки к разряду акустических обманов. Уши свидетелей в этом случае ошибались не больше, чем их глаза: одни на самом деле слышали, другие на самом деле видели. Ночь с 12 на 13 мая была особенно темной; и вот этой ночью наблюдателям Йельского колледжа, при высшей школе в Шеффилде, удалось записать несколько тактов музыкальной фразы в ре-мажоре, которая совершенно точно воспроизводила размер, мелодию и ритм припева «Походной песни».
– Отлично! – обрадовались шутники. – Значит, в заоблачных высотах играет французский оркестр!
Но ведь шутка – не ответ. Именно на это и указала основанная компанией «Атлантик Айрон Уоркс» Бостонская обсерватория, мнения которой по вопросам астрономии и метеорологии мало-помалу приобретали в ученом мире силу закона.
Тогда в спор вступила обсерватория в Цинциннати, построенная в 1870 году на горе Лукаут на средства щедрого г-на Килгора; она снискала себе широкую известность микрометрическими измерениями двойных звезд. Директор этой обсерватории с похвальной откровенностью заявил, что несомненно существует какое-то материальное тело, некий движущийся предмет, который показывается через довольно короткие промежутки времени в различных точках атмосферы; но о природе, размерах, скорости и траектории этого загадочного тела ничего определенного сказать нельзя.
Примерно в то же время весьма распространенная газета «Нью-Йорк геральд» получила от одного из своих подписчиков следующее анонимное послание:
«В наши дни еще не забыто соперничество, которое несколько лет назад столкнуло между собой двух наследников бегумы Раджинахра: француза – доктора Саразена, из Франсевилля, и немца – инженера герра Шульце, из Штальштадта, городов, расположенных в южной части Орегона в Соединенных Штатах Америки[2].
Надо полагать, не забыто также, что герр Шульце, задумав уничтожить Франсевилль, изготовил гигантский снаряд, который должен был, обрушившись на французский город, одним ударом смести его с лица земли.
И уж никто, наверно, не забыл, что этот снаряд, начальная скорость которого при вылете из жерла чудовищной пушки была плохо рассчитана, умчался в пространство с быстротой, в шестнадцать раз превышающей обычную скорость снарядов, то есть делая по сто пятьдесят лье в час. Поэтому он так и не упал на землю, а, превратившись в своего рода болид, до сих пор вращается и будет вечно вращаться вокруг земного шара.
Разве нельзя допустить, что этот снаряд и есть то самое загадочное тело, реальность которого отрицать невозможно?»
До чего он остроумен этот подписчик «Нью-Йорк геральда»! Но как быть с трубою?.. Ведь в снаряде герра Шульце никакой трубы и в помине не было!
Выходит, что все объяснения ровным счетом ничего не объясняли, а все наблюдатели наблюдали из рук вон плохо.
Правда, оставалась еще гипотеза, выдвинутая директором обсерватории Цзи-Ка-Вей. Но ведь то было мнение какого-то китайца!..
Не думайте, однако, что обитателям Старого и Нового Света в конце концов надоело ломать голову над этой загадкой. Ничего подобного! Люди спорили до хрипоты, но ни к чему не приходили. И все же наступила короткая передышка. Прошло несколько дней, а занимавший всех предмет – болид или иное тело – ни разу не появлялся и в воздухе не раздавалось пения трубы. Не упало ли таинственное тело в таком месте земного шара, где было бы трудно отыскать его след, – например, в море? Не покоилось ли оно на дне Атлантического, Тихого или Индийского океана? Как разрешить все эти сомнения?
Но именно тогда – между вторым и девятым июня – произошло несколько новых событий, объяснить которые одним только космическим явлением было уже невозможно.
На протяжении этой недели обитатели Гамбурга – на вершине башни святого Михаила, а турки – на самом высоком минарете Ая-Софии, жители Руана – на конце металлического шпиля кафедрального собора, а жители Страсбурга – на верхушке Мюнстерского собора, американцы – на голове статуи Свободы, в устье Гудзона, и на верхушке памятника Вашингтону в Бостоне, китайцы – на вершине храма Пятисот Духов в Кантоне, индусы – на шестнадцатом этаже пирамидальной башни храма Танджура, обитатели града святого Петра – на куполе одноименного собора в Риме, а англичане – на куполе собора св.Павла в Лондоне, египтяне – на вершине большой пирамиды Гиза, парижане – на громоотводе трехсотметровой железной башни, сооруженной для Международной выставки 1889 года, – все они видели флаг, развевавшийся на каждом из названных сооружений, на которые так трудно взобраться.
Флаг этот представлял собою черное полотнище, усеянное звездами с изображением золотого солнца посредине.
ГЛАВА ВТОРАЯ,
– И первый, кто посмеет утверждать обратное…
– Вот как!.. Конечно, посмеют, если только сочтут нужным!
– И вопреки вашим угрозам!..
– Следите за своими выражениями, Бэт Файн!
– И вы тоже, дядюшка Прудент!
– Я настаиваю, что винт должен помещаться сзади!
– И мы также!.. Мы также!.. – подхватили пятьдесят голосов, слившихся в общий гул.
– Нет!.. Он должен быть спереди! – вскричал Фил Эванс.
– Спереди! – столь же яростно подхватили пятьдесят других голосов.
– Никогда мы не договоримся!
– Никогда!.. Никогда!
– Для чего же тогда спорить?
– Но это не спор!.. Это – дискуссия!
Однако кто поверил бы, что это дискуссия, слыша резкие возражения, грубые выпады и вопли, наполнявшие зал заседаний вот уже добрых четверть часа?
Надо сказать, что зал этот был самым просторным в Уэлдонском ученом обществе, как именовали знаменитый клуб, который помещался на Уолнет-стрит, в Филадельфии, столице штата Пенсильвания, входящего в состав Американской Федерации.
Накануне город избирал человека на должность фонарщика, зажигающего на улицах газовые фонари; по этому поводу происходили многолюдные манифестации и бурные митинги, враждующие партии даже вступали в рукопашную. Это вызвало всеобщее возбуждение, которое еще не улеглось и, возможно, было причиной сильнейшего волнения, владевшего в тот вечер членами Уэлдонского ученого общества. А ведь в клубе шло всего-навсего очередное заседание сторонников воздушных шаров, на котором обсуждался все еще животрепещущий, даже в описываемое время, вопрос о возможности управления аэростатами.
Все это происходило в одном из городов Соединенных Штатов Америки, быстрое развитие которого было еще более разительным, нежели развитие Нью-Йорка, Чикаго, Цинциннати и Сан-Франциско; в городе, который не был при этом ни портом, ни центром угольной или нефтяной промышленности, ни вообще промышленным центром, ни даже конечным пунктом сети железных дорог; городе, более крупном, чем Берлин, Манчестер, Эдинбург, Ливерпуль, Вена, Петербург, Дублин, и в парке которого свободно разместились бы все семь парков столицы Англии; городе, насчитывающем в наши дни около миллиона двухсот тысяч жителей и слывущем четвертым в мире – после Лондона, Парижа и Нью-Йорка.
