Леонид Кавелин - Старый Иерусалим и его окрестности. Из записок инока-паломника
Нынешняя Яффа, если смотреть на нее с моря, лежит на красивом холме, подножие которого как бы тонет в воде, а вершина увенчана зеленью. Сады служат в этой картине за террасы; над ними высятся полукруглые купола домов и наконец минареты, верхи которых купаются в прозрачной и теплой атмосфере. Город построен амфитеатром, довольно велик; в нем считается около шести тысяч жителей одних мусульман-арабов. Число христиан всех вероисповеданий не превышает пятисот человек. Опоясан старыми стенами, на которых стоят еще кое-где не менее старые орудия. В главных городских воротах и нескольких прилежащих улицах, которые составляют базары, довольно движения, зато остальные мертвы и пусты. Улицы состоят из каменных домов, но грязны и нечисты. Крыши домов – то совершенно плоские, то с куполами. Мечетей несколько, но ни одна не отличается изяществом архитектуры. Одежда мужчин, как и всех арабов-горожан: халат, а сверху плащ абба и на бритой голове чалма; зато по убору женщин тотчас можно узнать, что яффское народонаселение родственно с египетским. Они носят тунику голубого цвета, сверху длинные покрывала, обыкновенно белые, а лицо закрывают черной маской, прикрепленной ниже глаз металлическим обручем, идущим поверх головы через лоб, подобно женщинам в Каире. Глаза их обыкновенно болезненные, ибо здесь сильно царствует офтальмия (воспаление глаз). Но вот пароход наш окружили арабские магоны (лодки), гребцы которых с трудом держатся за пароход, шумят и спорят, зазывая к себе наперерыв пассажиров. Советуем не торопиться, ожидая распоряжения командира парохода и прибывшего из города вице-консула и с ним агента нашего пароходного общества. Тяжелые вещи будут нагружены в одну большую барку и в целости доставлены на пристань, а легкие, как-то: узлы, дорожные мешки и котомки – можно взять с собою на руки. Садиться на лодку при малейшем волнении так же трудно, как и въезжать в порт не безопасно даже для привычных арабских лодок, ибо пристань Яффская совершенно открыта и морские волны с шумом и пеною постоянно перебрасываются через преграду, которая, как говорят, некогда составляла мол, а теперь эти развалины едва лишь обозначают линию порта торчащими под водою обломками подводных стен; благодаря им волнение в порте еще сильнее, нежели в открытом море; гребцам надобно улучать способную минуту, чтобы с попутным валом попасть в порт через отверстие в несколько аршин ширины; при малейшей неосторожности или неловкости можно удариться о подводные камни. Здесь-то во всей своей силе выказывается искусство арабских лодочников, которые, подъезжая к проходу между камнями, начинают грести дружнее и сильнее и, управив лодку на хребет попутного вала, вдруг оставляют весла, и вал быстро переносит магону сквозь узкие ворота, за которыми мгновенно утихает ярость волн.
Выход на пристань тоже крайне неудобен, особенно для женщин; он совершается посредством высокой лестницы, которая свешивается с подмосток в воду, – желание поскорее ступить на Святую Землю много затрудняет порядок высадки. Это обстоятельство заставляет арабских лодочников сбирать с пассажиров плату за проезд от парохода до пристани; причем по незнанию языка и обычаев возникает нередко шум и спор, неприятно действующие на поклонников. Во избежание этого советуем раз навсегда, каждому иметь в готовности и вблизи мелкую турецкую монету – парички, левы, пиастры и пятилевники, которые в этой стране бакшишей (подарков) скоро и удобно разрешают все недоумения и устраняют многие мелкие неприятности. Но повторяю, что мелкие деньги надобно иметь и держать постоянно поближе под рукой, отдельно от крупных, во избежание соблазна для чужих глаз, отделяя и из этого запаса заранее одну или две монеты для предстоящей надобности. Предосторожность необходимая, потому что алчность араба к деньгам увеличивается соразмерно числу их, а дерзость доходит иногда до того, что он готов бывает при мальски благоприятном случае и насильно овладеть чужою собственностью, хотя в то же время воровство не составляет его главного порока. Едва вы успеете ступить на твердую землю, вас окружат со всех сторон с предложением своих услуг хамалы, или носильщики. Не слишком бойтесь их видимой навязчивости, ибо это народ хотя и бедный, но трудолюбивый и честный; дорожа правом без затруднения исполнять выгодное ремесло, они всячески чуждаются мелкого воровства. Итак, отдав одному из них свои вещи, ступайте без сомнения по следам его, – он приведет вас прямо в греческий странноприимный монастырь или через него в русский странноприимный дом.
Греческий монастырь Св. Георгия находится на самой набережной. Несмотря на свое недавнее обновление, он имеет вид векового здания. Как все восточные монастыри, он обширен и расположен применительно к местности, без всякой симметрии; двухэтажные его террасы соединены между собою несколькими переходами, так что в них легко можно заплутаться, пока порядочно не освоишься с местом. На верхней террасе возвышается церковь – продолговатое здание домовой архитектуры; почти в одну линию с нею, подалее на восток, корпус для богомольцев благородного сословия – с окнами на море; перед церковью с северной ее стороны открытая терраса, составляющая крышу зданий нижнего этажа; у самого барьера над морем дом игумена; в нижнем ярусе монастырских зданий помещения для простых богомольцев, склады для тяжелых вещей и довольно тесный двор для лошадей, мулов, ослов и их погонщиков.
Помолясь в монастырской церкви, отрадно отдохнуть на этой террасе после благополучного окончания дальнего плавания, смотреть отсюда на вечно ропщущее море и на привезший вас пароход, с которым вы успели уже свыкнуться во время дальнего плавания; но вот он разводит пары, спеша оставить опасный для него берег – и несмотря на радость, что вы достигли желаемой цели, вам становится грустно при мысли, что этот крылатый гость спешит на родину, и вы молча шлете с ним поклон ей и всему, что мило в ней вашему сердцу.
Приятно также после дневного зноя на этой террасе подышать прохладою морского ветра. А когда смотрите отсюда, как при малейшем ветре бушуют и ярятся волны, – невольно сердце проникается страхом и благоговением при мысли о мимошедшей опасности, и уста сами собою лепечут благодарную молитву за благополучное окончание небезопасного плавания Тому, Кто повелевает буре, – и становится тишина, и умолкают волны морские (Пс 106, 29).
До 1859 года все русские поклонники исключительно останавливались в греческом странноприимном монастыре, а с этого года заведен здесь попечением правительства особый русский приют в доме, уступленном нам в наем Блаженнейшим Патриархом Иерусалимским Кириллом. Дом этот приспособлен сколько можно для временного приюта поклонников; в нем сделаны кухни и необходимая утварь и посуда; пищи же не предлагается, ибо желающие на яффских рынках могут найти все им необходимое по довольно умеренным ценам. Приют же здесь дается даром с правом выжидать в оном отправления первого каравана в Иерусалим или первого русского парохода, отходящего в Царьград.
