Генри Мортон - Ирландия. Прогулки по священному острову
Но даже и они не знали, почему плачет Кэтлин. Загадочная история. Эти ирландцы не понимали собственную страну.
Многие из этих хороших людей — а они и в самом деле были добросердечными и симпатичными — потеряли свои маслобойни и загородные дома, сгоревшие во время восстания 1916 года. Для меня это стало первым намеком, что ирландцы делятся на два типа: ирландцы английского происхождения (обычно протестанты и офицеры) и ирландцы ирландского происхождения (обычно католики и иногда сержанты). Хотя офицеры-протестанты разъярились бы, назови вы их англичанами — поднимая заздравные чаши, они кричали «К черту Англию!», — тем не менее сержанты-католики считали их англичанами. А тот, кто вырос в английской традиции, недоумевал: ведь что было, то прошло.
Восстание 1916 года стало переломным: ирландскую армию (мало кто из англичан знает, что страна направила на военную службу 250 000 человек) провожали на французских улицах криками «Предатели!». Трудное время для ирландцев.
Я уверен: настал момент, когда Англия должна взглянуть на Ирландию другими глазами. Она больше не является непослушным английским графством. Ирландия отвоевала для себя статус доминиона. Офицеров комиссовали, командирами стали сержанты. «Ирландский вопрос» — политический термин, которым, похоже, намеренно прикрывали национальную рознь, — закончился утверждением ирландской нации.
Я ехал не в страну «шутов и быков» (так на нее в течение двух столетий смотрел правящий класс), а на небольшой остров, отстоявший свои права в войне за независимость. Кровопролитная война продолжалась девять веков — самое долгое сражение в мировой истории.
На горизонте появилось Ирландское Свободное государство.
2На палубе я разговорился с приятным молодым человеком. Он продавал юристам канцелярские принадлежности. Это занятие, как я понял, занимало все его время. Благодаря частым автомобильным поездкам он хорошо узнал страну. Когда я сказал, что еду в Ирландию в первый раз, он написал мне рекомендательные письма к юристам по всей территории острова. Я ими так и не воспользовался, потому что письма эти потерял.
— Вы полюбите Ирландию, — заверил меня молодой человек. — Иначе и быть не может. Такая уж это страна. Только не спорьте. Люди постараются вызвать вас на спор. Это — национальная слабость. Если станете на сторону ирландцев, они будут защищать англичан, и вы попадете в неловкое положение. Не верьте им, когда они скажут: «Пусть англичане отстанут» (если только это не разговор на ипподроме Курраг), да и то воспринимайте их с известной долей скепсиса.
— Они сильно ненавидят англичан?
— Вы когда-нибудь читали историю Ирландии, написанную ирландцами? Стало быть, знаете, что она очень проста и состоит целиком из сопротивления Англии. Почему? Да потому что мы — разные народы. Настоящий ирландец отличается от нас не меньше, чем испанец или итальянец. Долгие столетия мы пытались превратить его в англичанина и потерпели неудачу. Вряд ли они нас ненавидят. Думаю, что предпочтут нас большинству иностранцев, а вот политиков наших они терпеть не могут.
Полоска земли постепенно приближалась. Из воды медленно поднимались горы Уиклоу. Мое первое впечатление было таким: эти горы — чужие. Они совершенно не похожи ни на английские, ни на шотландские. Однако трудно сказать, чем они отличаются. Возможно, на них падает другой свет. Даже облака казались другими. Ирландскими.
Дун-Лэаре, который раньше назывался Кингстауном, представляет интересный контраст этим иностранным горам. Здесь старомодный английский порт со старомодным английским железнодорожным вокзалом. Казалось, я перескочил на пятьдесят лет назад, в правление королевы Виктории. Филип Гедалла хорошо описал Кингстаун в одном из своих эссе:
Он будто переместился в уютную атмосферу 1888 года. Вокзал погружен в почти сакраментальную, ностальгическую атмосферу долгих традиций. В голову приходят шутки, которые «Панч» отпускал по поводу железнодорожных станций. Носильщик в маленькой, не по размеру, форменной фуражке… уж не он ли однажды произнес, что кошки — это собаки, и птицы — это собаки, но черепахи… Кстати, собаки, что забились в тот угол… не съели ли они только что свои бирки? А веселый пассажир в вагоне очаровательного маленького поезда, вызывающего в душе ностальгию по далекому прошлому, заверил нервного собрата-путешественника, что Билл непременно тронет состав, только прежде пропустит стаканчик.
Офицер таможенной службы протянул мне бумаги и спросил, не хочу ли я что-то задекларировать. Тон у него был извиняющийся. Он попросил меня открыть сумку. Посмотрел содержимое. Было ясно: ему стыдно за то, что приходится жертвовать хорошими манерами. У человека рядом со мной, помимо сумок, была шляпная коробка.
— А что там такое? — спросил таможенник, указывая на коробку.
— Шелковая шляпа. Я приехал на похороны, — ответил пассажир.
— Ох! Господи помилуй! — сказал таможенник и тут же пометил мелом все сумки пассажира.
Вот таким было мое первое впечатление об Ирландии. Я потом часто его вспоминал.
3Ранним утром, при свете солнца, Дублин окрашивается в цвет кларета. Георгианские особняки из красного кирпича, с веерообразными окнами над красивыми дверями и с маленькими коваными балконами на втором этаже, отступили от широких улиц на почтительное расстояние. Здания стоят спокойно, с чувством собственного достоинства. Кажется, что жильцы только что покинули их, уехав на дилижансе. У Дублина, как и у Эдинбурга, вид крупной столицы.
Этот город, как и Бат, рожден в восемнадцатом веке. Он — настоящий аристократ, отличающийся непринужденными манерами и неуловимой элегантностью. Через Лиффи перекинуты восемь мостов. Они делят город на северную и южную части. В атмосфере Дублина ощущается нечто утонченное, но в то же время живое, подобно виду кораблей и доков в порту, благодаря близости гор. Сразу за Дублином высится длинная, гладкая гряда гор Уиклоу. Зелено-коричневые горы четко вырисовываются на фоне неба. Мне говорили, что в ясные дни с их вершин можно увидеть горы Уэльса на противоположном берегу Ирландского моря.
Одним из первых впечатлений стало звучание ирландского голоса, очаровавшее меня, как, должно быть, и многих других приезжих. Ирландцы не любят «дублинский акцент», но дело не в акценте, а в интонациях. Я невольно прислушивался к людям на улицах. Модуляции ирландского голоса невероятно притягательны. Привычка слегка повышать тон в конце фразы очаровательна, особенно если говорит женщина.
Почему Дублин прозвали «милым грязным Дублином»? Это, конечно же, клевета, уходящая истоками в прошлое. Дороги за Дублином грязны. Это видно по колесам омнибусов, к которым прикреплены маленькие жесткие щетки. При движении они стряхивают с колес грязь. Но сам город чист, как голландская кухня.
