В океане без компаса - Карр Арчи

Расстояние, отделяющее остров Вознесения от Бразилии, равно 1200 милям, и при средней скорости течения в два узла черепашки должны добираться до прибрежных вод примерно через три недели или даже быстрее, если они будут работать ластами. При этом для ориентирования с них довольно компасного чувства, а свое место определять нет надобности: достаточно знать, где находится запад, и двигаться примерно в этом направлении. Но даже если они не будут плыть самостоятельно, черепашки успеют достичь Бразилии, не умерев от голода. В Тортугеро мы выдерживали новорожденных черепашек без пиши такой срок. Правда, после недельного поста они заметно слабели. Пожалуй, следует предположить, что черепашки с острова Вознесения по пути к материку находят какой-то корм на поверхности океана. Но если они отыскивают его не на плавучих саргассах, я не берусь сказать, что это может быть такое.

Перечитав предыдущие абзацы, я заметил, что вопреки постоянно повторяющимся заявлениям, что о новорожденных морских черепашках ничего не известно и нельзя что-либо утверждать с уверенностью, заявления эти тем не менее проникнуты опасным духом безосновательной успокоенности. Она кроется в подразумевающемся выводе, будто новорожденные черепашки непременно должны отправляться в Бразилию, раз там живут взрослые черепахи с острова Вознесения. Вполне очевидно, что доказанным это считать никак нельзя. Черепашки могут забираться совсем в другое место. Их родители живут в Бразилии, и течение, огибающее их родной остров, почти наверное должно было бы снести их в Бразилию. Но если вы обыщете хоть все бразильское побережье, черепашек вы там не найдете. Следовательно, либо черепашки с острова Вознесения за время путешествия к Бразилии достигают размеров тарелок и тазов (чего нельзя себе представить), либо они проплывают мимо выступа Южной Америки и исчезают в неведомом нам приюте всех остальных черепашек, а в Бразилию возвращаются уже настолько большими, что могут пастись у ее берегов.

И все-таки поиски местопребывания молоди с острова Вознесения выявили несколько абсолютно достоверных фактов — например, что в водах этого острова черепашек нет. Если бы они оставались там, они должны были бы держаться у скалистых обрывов или в десятке маленьких бухточек с песчаными пляжами. Остров ведь не только 5 В океане без компаса омывается мощным западным течением, но и круто поднимается с очень большой глубины. Для дышащих воздухом кормящихся на дне животных вокруг него нет никакой пищи, а вот хищные рыбы, с удовольствием поедающие зеленых черепашек, там изобилуют. Но как бы то ни было, местные жители уже двести лет ловят рыбу удочками и сетями и шарят в прибрежных водах, но пока еще никто не сообщал, что видел там молодых или взрослых зеленых черепах (если не считать сезона размножения). Следовательно, новорожденные черепашки не остаются возле родного острова. А поскольку Бразилия — ближайшая к нему и самая доступная суша, поскольку зеленые черепахи встречаются на бразильском побережье во множестве и поскольку результаты, полученные с помощью нашей программы мечения, показывают, что черепахи бразильской популяции для откладки яиц отправляются на остров Вознесения, вы с полной уверенностью в успехе начинаете искать черепашек в Бразилии. И сразу же вновь упираетесь в глухую стену. Потому что черепашек в Бразилии нет.

Положение в Западной Атлантике и в Карибском море еще более запутанно и неясно. Если флоридские годовики — это подросшие черепашки с коста-риканского гнездового пляжа, то где они достигают этих своих размеров? А покинув Флориду, где они проводят то время, которое требуется им для достижения зрелости? Становятся ли они черепахами отмели Москито, расположенной далеко вверх по течению в сторону Тортугеро? Там можно встретить зеленых черепах самых разных размеров, но не годовиков. Или флоридская популяция — это прибежище заблудившихся особей, которых течение отрезало от остальной популяции, унеся так далеко, что они уже не могут возобновить нормальный миграционный цикл?

Но до тех пор пока кто-нибудь не отыщет местопребывание молодых морских черепах, было бы очень полезно разработать способ мечения новорожденных черепашек, который позволил бы узнавать их впоследствии, когда они достигнут зрелости. Как я уже говорил, мы даже не знаем, действительно ли самки, выходящие для кладки на каждый данный пляж, сами десяток лет назад увидели свет на этом же пляже. Сильнейшая привязанность к определенному месту, которую демонстрируют самки, вновь и вновь возвращаясь для откладки яиц на один и тот же пляж, позволяет предположить, что именно тут они сами вышли из гнезда. Но доказать это можно, только обнаружив там взрослых самок, которые были бы помечены в первые дни жизни. На первый взгляд это кажется очень простым делом, однако разработка долговечной метки для новорожденных черепашек — задача на редкость сложная.

Трудность заключается в том, чтобы найти метку, способную сохраниться, несмотря на те изменения, которые претерпевает тело черепахи, пока она из трехунциевой крошки вырастает в трехсотфунтовую взрослую особь. Отверстия, проделанные в краях панциря или в ластах, либо зарастают, либо там, где они ближе всего к краю, протираются насквозь. Зарубки, сделанные по краям панциря, по мере его роста становятся все шире и, наконец, полностью исчезают. Клеймо, поставленное на карапакс или на пластрон, могло бы сохраниться, если бы их размеры не менялись, но черепаха растет так быстро, что вскоре уже невозможно отличить клеймо от рубцов, оставленных рачками, и царапин, нанесенных кораллами, а позже — от вмятин, сделанных ухаживающими самцами. Не более надежна и татуировка. Ставишь четкую, насыщенную цветную метку, а через три года частицы туши либо рассеиваются, либо исчезают под нарастающими слоями рога или кожи. О прикреплении же снаружи каких-либо значков вообще не может быть и речи. Любая метка вскоре либо зарастает, либо спадает под натиском утолщающейся ткани, которую она охватывает. Возможность использования радиоактивной метки мы обсудили в самом начале исследований, но тут же отказались от этой идеи, так как обитатели побережья Карибского моря могли возмутиться, узнав, что в животных, представляющих собой ценный пищевой продукт, вводятся радиоактивные капсулы. Разумеется, радиоактивность этих капсул была бы ничтожной и безвредной, но применение их ставило под удар ту общую доброжелательность, без которой осуществление нашей программы вообще невозможно.

Когда надежды на радиоактивную метку оказались неосуществимыми, возник вопрос о магнитной метке. Почему бы не изготовить крохотные магнитики из новейших сплавов, обладающих более высокими магнитными свойствами, чем железо, и не поместить их каким-нибудь способом внутри тысяч черепашек? Конечно, отличать меченых черепах от немеченых можно будет только с помощью магнитометра, но кто станет возражать против того, чтобы мы обследовали черепах в садках, на складах, на палубах кайманских шхун и на консервных фабриках, прикладывая к ним снаружи прибор, который регистрировал бы наличие внутри черепахи магнитного поля, создаваемого скрытым в ней магнитом? Идея казалась многообещающей. Варьировать магниты так, чтобы различать отдельные особи, вряд ли оказалось бы возможным, но, во всяком случае, они позволили бы узнать тортугерскую черепашку в двадцатифунтовом флоридском годовике или еще позже — в самке, возвратившейся в Тортугеро для откладки яиц.

Я без труда нашел фирму, согласившуюся изготовить для нас магниты. Специалисты разработали и прислали нам 20 000 очаровательных магнитиков из весьма сложных сплавов. Упакованы магнитики были как миниатюрные сосиски, цепочками по десять штук в тюбиках из тефлона. Каждый магнит представлял собой тоненькую блестящую проволочку длиной всего восемь миллиметров. Ее можно было без всякого труда вводить в тело черепашки посредством стерильной иглы обыкновенного шприца. Ах, какие это были прелестные магнитики! И мы вогнали порядочное их количество в новорожденных логгерхедов, зеленых черепах и бисс, которые против этого как будто ничего не имели.