Андрей Капица. Колумб XX века - Щербаков Алексей Юрьевич
В июле 1954 года, в самом сухом месяце года, чтобы не мешали дожди, в месте проведения летней факультетской практики, в Красновидове, на слабо наклоненной пойме Москвы-реки, прямо в грунте, в легком суглинке была вырыта искусственная река длиной 65 и шириной один метр. Сухой язык технического описания назвал эту реку «русловым лотком». В ее верховье специально оставили большой камень, породивший водопад, с помощью которого изучался процесс регрессивной (обратной) эрозии верховья. Параллельно «реке» был прорыт «сбросной канал» такой же длины, из которого к ней последовательно подводились три притока. И «река», и канал несли свои воды в один водосборный резервуар, имитировавший озеро. Сверху над всем этим ездила на роликовой тележке и натянутых тросах стереофотокамера.
В ходе исследовательских работ над «рекой», или, по-научному, «русловым лотком», было проведено множество экспериментов. Результатом стала научная статья — первая в жизни А. П. Капицы. В конце статьи проставлена дата: «Поступила в редакцию 26 октября 1954 года» [169].
Роман Сергеевич Чалов, доктор географических наук, профессор кафедры геоморфологии, заведующий научно-исследовательской лабораторией эрозии почв и русловых процессов имени Н. И. Маккавеева МГУ, считает: «В 50-е годы появилось новое направление в науке — экспериментальная геоморфология. И начало ему положил Н. И. Маккавеев с Андреем Петровичем». В ходе экспериментов над искусственной рекой Андрей, в том числе рисуя геоморфологические профили, изобрел прибор профилограф, позволивший ему без циркуля и кальки переносить горизонтали с планшета на бумагу. Профилограф Андрея Капицы повышает точность работы и дает возможность рисовать профили с изменением как горизонтального, так и вертикального масштабов [170]. Так сформировался специалист с инженерным талантом, на которого Маккавеев возлагал большие надежды.
А между тем в 1954 году дела у отца Андрея, Петра Леонидовича Капицы, шли лучше, чем этого можно было желать. С. И. Филимонов вспоминал: «Петр Леонидович мечтал построить на Николиной Горе большую лабораторию для работ по электронике больших мощностей. На его дачном участке было выбрано место, и проект такой лаборатории был разработан ГИПРОНИИ. Но этому проекту не суждено было осуществиться. В начале 1955 года Петр Леонидович был вновь назначен директором ИФП. Но он не спешил перебираться в Москву. Опыты в „хате-лаборатории“ продолжались до конца 1955-го. А в мае 1955 года были начаты работы по созданию СВЧ-генератора „Ниготрон“ (название образовано от Николиной Горы. — Прим. авт.)» [171].
Вместе с Анной Алексеевной Петр Леонидович переехал в новый особняк на территории ИФП, построенный над Москвой-рекой архитектором Е. Н. Стамо в 1950 году для члена-корреспондента АН СССР, дважды лауреата Сталинских премий Артема Исааковича Алиханьяна — любимца «посаженного» директора ИФП, лауреата четырех Сталинских премий, академика Анатолия Петровича Александрова. Слишком поторопившегося с «ториевым циклом» Алиханьяна отправили на Кавказ ловить из космоса нейтрино. В особняке от него остался только потолок над лестничным пролетом, выкрашенный в ярко-синий цвет. Петр Леонидович прозвал этот потолок на втором этаже своего дома «синим небом Армении». Отныне этот особняк станет главным семейным гнездом Капиц.
Академик прощен, академик реабилитирован, он вновь посещает заседания Президиума Академии наук СССР. А между тем мировое научное сообщество готовится к Международному геофизическому году (МГГ): в период 1957–1958 годов учеными разных стран должны проводиться согласованные геофизические исследования по единой методике и программе. Один из намеченных объектов изучения — Южный материк.
«Мне было десять лет, когда я впервые познакомился с Антарктидой, — писал Андрей Капица. — Это произошло в Казани. На Бауманской улице в книжном магазине я увидел книгу Ричарда Берда „Над Южным полюсом“. Я купил ее, вместо того чтобы отправиться в кино. Всю ночь, при свете свечи, тайком от моего деда, академика А. Н. Крылова, я бродил по страницам этой книги и ощущал себя участником экспедиции Берда. Айсберги и ледяные поля, отважные полеты и трудности зимовки в далекой и таинственной Антарктиде увлекли меня. Конечно, и до этого я читал о замечательных полярных экспедициях Папанина, о походе „Челюскина“, но это было свое, северное, и благодаря газетам — какое-то сегодняшнее. А Антарктика, континент, у которого не все берега еще нанесены на карту, — то было нечто совершенно недостижимое…» [172]
Андрей решился попробовать себя в большом деле. Сквозь морозный туман то ли наяву, то ли миражом далеко впереди проглянула загадочная ледяная громада…
Тут самое время вспомнить про бутылку джина, которую подарила его отцу на свадьбу вдова британского инженера — строителя ледокола «Ермак». На этом ледоколе адмирал Степан Осипович Макаров собирался достичь Северного полюса, как он говорил, «напролом». «Ермак» действительно совершил несколько рейсов в высокие широты, но это оказалось не по силам даже самому мощному тогда в мире ледоколу. «Ермак» участвовал в спасении броненосца «Генерал-адмирал Апраксин», севшего у острова Гогланд на камень 13 ноября 1899 года. В этой спасательной операции был впервые в мире использован радиотелеграф, изобретенный русским физиком и электротехником Александром Степановичем Поповым. Во время Русско-японской войны «Ермак», взломав лед в Либавском порту, провел эскадру контр-адмирала Небогатова на чистую воду, открыв ей путь на Дальний Восток.
А бутылка джина «Old Geneva Superior» так и хранилась дома у Петра Леонидовича Капицы, пока в августе 1977 года советский ледокол «Арктика» под командованием капитана Юрия Сергеевича Кучиева первым из надводных судов не достиг Северного полюса. Тогда Петр Леонидович решил подарить эту бутылку героическому экипажу «Арктики» и отправил на борт письмо:
«Дорогие товарищи!
То, что наш ледокол „Арктика“ достиг Северного полюса, это большое достижение и нашего инженерного судостроения, и нашего арктического флота. Хорошо известно, что когда адмирал Макаров строил в Англии ледокол „Ермак“, он имел целью именно ледоколом достичь полюс. Так случилось, что у меня уже давно находится бутылка старого голландского джина, которую при спуске „Ермака“ в Ньюкасле в 1900 г. Степан Осипович Макаров подарил строителю „Ермака“ Томасу Миллару. Эта бутылка находится у меня более 50 лет, и попала она ко мне следующим образом.
Я родился в Кронштадте, мой отец, военный инженер, был в продолжение двадцати лет строителем фортов и крепости в Кронштадте. Наша семья дружила с семьей капитана Васильева, он был ближайшим помощником Макарова и первым командиром „Ермака“. Когда „Ермак“ в 1902 году пришел в Кронштадт, мне было тогда около 8 лет, я помню, как мы по льду дошли до „Ермака“ и осмотрели его. Несколько лет спустя в Порт-Артуре на броненосце „Петропавловск“ вместе с Макаровым погиб капитан Васильев.
Уже студентом в 1914 г., чтобы усовершенствоваться в английском языке, я поехал в Англию. Эту поездку помогла устроить вдова капитана Васильева, Мария Николаевна, которая была дружна с моей матерью. Она написала строителю „Ермака“ Миллару, который тогда уже жил в Глазго, и несколько месяцев я провел в гостеприимной семье Милларов. Там меня застигла война, и я с трудом вернулся в Петроград.
В 1921 г. уже молодым ученым я поехал в Англию в командировку, сопровождая академиков А. Ф. Иоффе и А. Н. Крылова, и там до 1934 г. я научно работал в Кембриджском университете. Когда в 1927 г. я женился на дочери А. Н. Крылова, то нам, как свадебный подарок, уже вдова Томаса Миллара подарила эту бутылку, которая хранилась у них в семье, как драгоценный подарок от адмирала Макарова. С тех пор эта бутылка у меня.
