Арнольд Якоби - Сеньор Кон-Тики
— Тур! Тур!
Тур вышел из цеха и увидел Загадку в одном из окон верхнего этажа.
— Там что — к детали бумажка какая-то привязана?
— Да.
— A что на ней написано?
Тур ответил. Загадка жестом поблагодарил его, явно обрадованный, что все обошлось.
В другой раз мастеру вручили какое-то письменное распоряжение. Он сунул бумагу в нагрудный кармашек, зашел за угол, подвернул рукава и опустил руки по локоть в бочку с какой-то грязной жижей. Потом подошел к Туру, показал большим пальцем на кармашек и попросил:
— Будь другом, прочти, что там.
Работать с Загадкой было одно удовольствие, и жить опять стало сносно. Тур окончательно освоился на комбинате, и товарищи его признали, никто не смотрел на него с недоверием, напротив, большинство уважительно относилось к новичку, который из бригады разнорабочих сразу попал на участок, требующий высокой квалификации.
А вскоре последовало новое повышение. Тур возглавил экспериментальный цех, производящий магний для зажигательных бомб. Эта продукция считалась настолько важной, что цех работал круглые сутки, в три смены. Платили здесь хорошо, даже подозрительно хорошо. Возможно, это объяснялось тем, что участок был самым опасным на всем комбинате. Магний легко взрывается, и малейшая искра могла вызвать беду. Поэтому готовую продукцию немедленно грузили в бочки и увозили.
В Скалистые горы пришла благодатная весна, и, когда снег стаял, Лепсё спросил Тура, не хочет ли он с семьей пожить в его домике на берегу Озера Арроу.
От озера очень далеко до комбината, но зато Лив и дети попадут буквально в райские условия, а это самое главное. И Тур с благодарностью согласился. В лесу в самом деле было дивно. Неделями они не видели никого, кроме фермера, который продавал им молоко, однако ничуть не скучали. Лес кишел животными. Доверчивые бурундуки и суслики выходили к самому домику и играли с детьми. Возле ручья обитала чета фазанов, а на озере в камышах вереницами плавали утки. Лес кругом был совсем нетронутым, и звери не обращались в бегство от одного вида или запаха человека. Лив и мальчики много раз видели медведей, и не каких-нибудь одиноких бродяг, а целые семьи.
Самому Туру некогда было наслаждаться всем этим. Он вставал задолго до рассвета, а возвращался поздно вечером. Поужинает — и спать. Утром, еще темно — полтора часа на велосипеде через лес до парома, а от переправы до комбината — еще тридцать километров на автобусе.
Однажды, когда он приехал на работу, территория экспериментального цеха была оцеплена. Разнорабочие сметали в кучи осколки стекла и цементную крошку. Ночью цех взлетел на воздух, вся ночная смена погибла.
На этот раз Тур не ходил долго без работы. Ему сразу предложили место начальника нового экспериментального цеха, который уже строился. Почти одновременно пришло письмо от ректора университета Британской Колумбии с предложением занять должность хранителя университетского музея. Было очевидно, что взгляд на Норвегию и норвежцев переменился к лучшему.
Оба предложения были заманчивыми, но Тур не находил себе места, его все время терзала мысль о родной стране. Прошел почти год, а чего он добился? Только зарабатывал на хлеб насущный себе и семье.
Незадолго до этого он обратился в норвежское посольство в Вашингтоне и получил визу на въезд в США, разрешение на трудоустройство и предложение занять хорошую должность в лаборатории в Балтиморе. Только бы попасть туда, а там уже легче будет связаться с норвежскими властями, выяснить, как поскорее стать полезным для Норвегии. И он, ко всеобщему удивлению, отверг оба предложения, полученных в Канаде, уложил чемодан и рюкзак и уехал на автобусе в США. Лив и дети пока остались жить в домике Лепсё.
Через неделю он был в Балтиморе. И опять без работы! «Предложение из лаборатории» оказалось обманом. Он вспоминал черные дни в Ванкувере, но на этот раз его не преследовало чувство безысходности. У него есть кое-какой профессиональный навык, есть вера в себя, на руках разрешение на трудоустройство. И Тур быстро устроился. Он попал на завод сварочных прутьев, в бригаду грубоватых парней, которые грузили и разгружали железнодорожные платформы.
Почти следом приехала с детьми Лив. Младшего еще не крестили, хотя он уже подрос настолько, что сам мог бы доковылять до купели. Правда, имя выбрали: родители решили назвать его Бьёрн (Медведь), ласкательное имя — Бамсе (Мишка), в память о Белла-Куле и медвежонке с маргариткой в зубах, который убежал от Тура-младшего на дерево. Теперь назначили день крестин. В воскресенье, 7 декабря, вся семья ехала на такси в церковь норвежских моряков, как вдруг улицу огласили громкие крики юных газетчиков, размахивавших экстренными выпусками. Тур услышал, что японцы без объявления войны бомбили Пирл-Харбор, нанесли сокрушительный удар по американскому Тихоокеанскому флоту. Отныне США тоже вступили в войну.
Тур бывал раньше в церкви норвежских моряков в Балтиморе, читал там лекции своим соотечественникам. Здесь он познакомился с богомольным судовым механиком Аронсеном, который теперь работал на верфях «Бетлехем фэйрфилд», причем на руководящей должности. Услышав, где работает Тур, Аронсен немедленно предложил ему место учетчика на верфях, выпускавших суда серии «Либерти».
Это был словно дар небес, работа простая, легкая, жалованье хорошее. На первых порах ему было даже как-то странно снова сидеть за письменным столом, держать в руках карандаш и бумагу, пусть даже это не рукописи и не специальная литература. Вскоре Тур настолько освоился, что в два раза быстрее выполнял свое задание, а потом сидел без дела. Его это ничуть не устраивало, но он придумал выход. С первых дней в Балтиморе Тур связался с известным географом Эсайей Боуменом в университете Джонс-Гопкинса, знакомым ему по переписке еще со времен Белла-Кула. Доктор Боумен снабдил его ценным научным материалом, и Тур мог не в ущерб своим обязанностям заниматься этнографией.
Теперь он составил новую «записку», в введении к которой отмечал, что надеется не только «осветить нерешенные загадки Тихого океана», но прежде всего поколебать веру в господствующую в науке косную методику. «Науке нужна свежая кровь, она нуждается в организаторах, — писал он. — Наука подобна народу без вождя, армии без офицеров. Тысячи людей роются, роются, собирают уйму фрагментов, но кто составит из этих фрагментов единое целое? Где те, которые должны работать вширь, а не вглубь, складывать вместе найденное и подводить итог? Их нет. Сегодня от ученого требуют, чтобы он был членом священного клана, шел проторенной дорогой, был специалистом…
