Михаил Скороходов - Путешествие на "Щелье"
Тонкие синие жилки на карте соединялись в извилистую, непрерывную линию. Кажется, можно попасть в Енисей этим путем и подойти к Диксону с юга, но…
— Сейчас не весна, речки пересохли, — сказал Буто–рин. — В Мангазею не пойдем. Отсюда–сразу на Диксон.
Корреспонденты растерялись и молча с недоумением смотрели на нас. Я вышел из каюты и направился к трапу.
— Ничего не понимаю, — тихо сказала Агафонова, придерживая меня за рукав.
Я коротко рассказал ей о наших разногласиях с Бу–ториным и добавил:
— Он любит поступать отменно, как говорили поморы. То есть по–своему, отлично от других.
Отход Буторин назначил на 11 августа. Нас много фотографировали, подробно расспрашивали о волоке. Но иногда корреспонденты о чем–то подолгу совещались, напоминая заговорщиков.
Обошли весь поселок, побывали на зверофермах, хозяйство богатое. В клетках — сотни голубых песцов. На пушно–меховом заготовительном пункте — гирлянды белоснежных и голубых песцовых шкурок.
— Чувствуется, что приближаемся к мангазейской земле, — пошутил я.
Одна задругой приходили радиограммы. Редактор «Юности» Борис Полевой предлагал мне опубликовать в журнале путевые заметки, просил сообщить о согласии. Из «Литературной газеты»: «Скоро к вам прилетит наш специальный фотокорреспондент Александр На–гральян, отличный парень». Добрые пожелания прислал мой бывший поэтический шеф, руководитель семинара в Литературном институте Евгений Долматовский. Из «Правды Севера»: «Сорок зарубежных агентств, журналы «Лайф», «Тайм» и другие просят через АПН материалы о «Щелье», только, пожалуйста, не задирайте носа, добрый путь».
— Теперь о фотографиях можно не беспокоиться, — обрадовался я, вспомнил про свой аппаратик и попросил Овчинникова извлечь из него пленку.
Он предложил свои услуги:
— Садовой и я сегодня вылетаем в Архангельск. Дай мне эту пленку, я ее проявлю, отпечатаю снимки, к вашему возвращению все будет готово.
— Вот спасибо. Только не потеряй. Потрясающие снимки — «Щелья» во льдах, Буторин на айсберге, Пыжик на льдине, идолы на древней могиле…
— Темная ночь, — подсказал Буторин.
С мыса Каменного в Се — Яху прилетела творческая бригада студентов всесоюзного института кинематографии. Они ездили по Тюменской области, выступали с концертами перед геологами и строителями, изменили маршрут, чтобы встретиться с экипажем «Щельи». Встретились. Вечером они выступили с концертом перед жителями поселка прямо на улице возле метеоплощадки. Что говорить, концерт прошел с огромным успехом. Не знаю, как Буторину, а мне особенно понравились студентки актерского факультета Оля Сошникова и Лена Мурашева.
Но в сердце ни на минуту не утихал печальный, прощальный перезвон колоколов Разломанного города. В Мангазею не пойдем, не пойдем!..
5
Сверкая красной малицей, солнце вышло из своего золотого чума, наклонилось над Обской губой.
До боли в глазах я всматривался в противоположный берег–волнистую, синюю полоску земли.
— Лукомория, — прошептал я. — Тазовская тундра…
Почему–то вспомнился гриновский эпиграф к «Бегущей по волнам»: «Это Дезирада!.. О Дезирада! Как мало мы обрадовались тебе, когда из моря выросли твои склоны, покрытые манцениловыми лесами…»
В это красочное утро мне вдруг представилось, как простерлась над Обью, над синими сопками, закрыв солнце, неумолимо–грозная государева рука–живите, инородцы, в тишине и покое и ясак платите без ослушания! Под мерный шум волн ожили в памяти слышанные в разное время от разных людей народные ненецкие сказания и слились, как речки в озеро, в одну легенду о потерянном и возвращенном солнце…
На той стороне залива–родные места Ваули Ненянга, легендарного ненецкого героя. Может быть, не раздумал он свои думы у костра на развалинах Тагаревыхарда.
Я решил побывать в Мангазее один, без Буторина. Не хочет — не надо. Дойдем до Диксона и распрощаемся. Самолетом — на мыс Каменный. Оттуда — в районный центр Тазовский. И с первой оказией–до Мангазеи.
Глава шестая
1
В моем дневнике есть такая запись:
«10 августа. Вечерний пир в далекой стороне…». Буторин, как обычно, в центре внимания, его стопка наполняется в первую очередь. На столе — дары Ямала и Москвы: дичь, рыба, оленина, крабы, паюсная икра.
В разгар пира корреспонденты атаковали Буторина:
— Вы до сих пор шли по пути древних поморов и вдруг повернете в сторону!
— Это вызовет недоумение у читателей! У вас только один путь — в Мангазею!
— Диксон от вас не уйдет!..
Особенно пламенной, хотя и несколько сумбурной, была речь Агафоновой. И в какой–то момент я почувствовал, что Буторин заколебался. Он слушал, наклонив голову, снисходительно улыбаясь, порывался что–то сказать, но ему не давали слова вымолвить. По–моему, такого дружного натиска не выдержал бы ни один
адмирал. Исчерпав исторические аргументы, Агафонова повела атаку под другим галсом:
— Ну Дмитрий Андреевич! Миленький!..
А я в разговор не вмешивался, молча курил у окна, наблюдая за Буториным. И Архангельске он говорил мне, что ступить на мангазейскую землю — мечта его детства, что зверобойные шхуны, на которых он плавал, иногда заходили в Обскую губу, и его охватывало волнение, оживали в памяти рассказы старых поморов об исчезнувшем древнем юроде. Я не помню, чтобы во время сборов он хоть раз упомянул о Диксоне. И вдруг заупрямился.
Наконец Буторииу предоставили слово. Он встал и, подняв руку, торжественно объявил:
— Идем в Мапгазею.
Общее ликование. Стоя осушаем стаканы. Засиделись до поздней ночи, пели песни. Буторин исполнил свою любимую:
Лучше в Волге мне быть Утопимому, Чем на свете мне жить Нелюбимому…
Утром Татьяна Агафонова предстала передо мной и тельняшке и решительно заявила:
— Я с вамп. Да, на «Щелье». Буду матросом! — она ударила себя кулаком и грудь и начала перечислять океаны, которые переплыла.
— Ну меня–то вы возьмете конечно. Родная газета… — Игорь Запорожец развел руками, как бы подчеркивая безвыходность нашего положения.
— «Водный транспорт»! — воскликнул Книппер. — Само название говорит за себя. Им хотелось пройти на «Щелье» небольшую часть пути, хотя бы несколько миль.
— По–моему, капитан Флинт не отказался бы от таких матросов, — сказал я. — Думаю, и Буторин возражать не будет.
Погода стояла хорошая, полный штиль, и Буторин согласился взять трех человек с условием, что курить они будут только в каюте. Договорились, что, если погода не изменится, мы доставим их на мыс Каменный. Потом «Щелья» пересечет Обскую губу, пойдет своим путем, а корреспонденты прилетят в Тазовский, там и встретимся снова. Когда началась посадка, мы обнаружили на борту «Щельи» еще одного «матроса» — представителя одесской прессы Михаила Малеева. Взяли и его.
