Луи Буссенар - Приключения знаменитых первопроходцев. Северный полюс
Когда все эти мужественные люди комфортабельно устраиваются в спальных мешках (за исключением кока), начинается ужин, который состоит из пеммикана и чая. Затем моряки раскуривают трубки, начинается болтовня за предписанной уставом порцией грога. Это самое счастливое время суток, и я проклял бы всякого, кто попробовал бы отнять у человека, тянувшего целый день сани, его законную чашку разбавленного водой рома! В течение утомительной дневной работы алкоголь только повредил бы, но после ужина и в небольшом количестве — это великое благо! И вот, пока все прикладываются к грогу, покуривая, один из нас громко читает вслух, или же начинается всеобщая оживленная беседа, а то и пение; но пока мы болтаем, поем или слушаем чтеца, мы счастливы — нет ничего более радостного, чем этот короткий момент отдохновения перед сном. Частенько мы вспоминаем родину, добрую старую Англию, и мечтаем о том, что будем делать, когда судьба дозволит нам вернуться домой.
И вот кок (опять этот несчастный дежурный!) приносит совершенно неописуемое покрывало: оно похоже на кусок дерева или, скорее, на железную глыбу, чем на “изделие" из овечьей шерсти. С превеликим трудом удается его развернуть, но растянуть — это совсем другое дело! Оно высится посередине, как палатка в палатке, и отказывается разравниваться, хоть убей. Наконец, к великому наслаждению путешественников, покрывало несколько смягчается…
Вот так наше маленькое войско выступает по дороге к полюсу, ощетинившейся суровыми преградами в виде нагромождений торосов. Торосы — страшный враг. Чтобы пройти через них со скоростью улитки, приходилось использовать лопаты, кирки, мотыги, прогрызая узкие ущелья в ледовой каше. Враг номер два — снег, в который можно провалиться даже по грудь. В таких местах мы работали лопатами, освобождая путь для саней.
Как говорит с поистине героическим весельем лейтенант Маркем, мы превратились в дорожных рабочих. Тем не менее мы относимся к копательным инструментам с настоящей нежностью. Не дай Бог потерять их — тогда мы не сможем идти ни вперед, ни назад. Наша жизнь зависит от нескольких кусков железа, насаженных на деревянные ручки!»
Проходили дни, утомление и слабость все увеличивались; болезни набросились на маленький отряд. Двоих матросов одолела цинга. Они не только не могли тянуть сани, но и им самим приходилось помогать перебираться через невообразимые нагромождения льдин. Ужасная дорога! Как правило, переход в восемь — девять миль означал, что экспедиция продвинулась на полторы-две мили по прямой.
Двадцать второго апреля лейтенант Маркем пересек 83-ю параллель, что не удавалось до него ни одному человеку. 27 числа занемогли еще двое людей. Мужественные матросы, несмотря на полумертвое состояние, все-таки тащились из последних сил, стараясь не быть обузой для товарищей. 28 числа отряд прошел всего полмили, и ценой каких усилий! К тому же вызывало тревогу резкое сокращение провианта. По всей видимости, экспедиция не выйдет на 85-ю параллель… и даже на 84-ю! 4 мая уже большая часть людей жалуется на боли в суставах. 6 мая на обоих санях уже по трое больных. Удается пройти всего четверть мили… Армия торосов сплотила свои бесчисленные ряды, превратившись в настоящую непроходимую возвышенность, пустыню из ледовых обломков, от маленьких до гигантских, величиной в пятьдесят футов. 9 числа всем стало ясно, что нужно отступать, — цинга затронула в той или иной степени всех членов отряда, а продуктов осталось меньше половины. 10 мая моряки находились на восемьдесят третьем градусе, двадцатой минуте и двадцатой секунде северной широты.
«Итак, — пишет Маркем, — мы возвращаемся! Бог свидетель, мы выполнили свой долг. Поэт сказал: “Дерзнув, я сделал все, что в силах человеческих. Кто сможет больше?”»
Возвращение было страшным, и все-таки, несмотря на все несчастья, настроение людей оставалось превосходным. А между тем «из тридцати четырех ног только одиннадцать были работоспособными, и еще несколько едва ковыляли». 26 числа, на тринадцатый день отступления, разразилась метель, еще уменьшив скорость передвижения измученных людей. Каждый день, каждый час дорогого стоил — рацион таял; потеплело, и передвижение саней стало еще более трудным. Под мягким пористым снегом пряталась вода; как-то раз почти все люди промокли и простудились, не пострадали только двое. Все эти причины вынудили Маркема бросить одни сани, облегчив работу изнуренным матросам. В самом деле, важно было как можно быстрее вернуться на «Алерт», поскольку речь шла уже о жизни тех больных, которым с каждым днем становилось все хуже и хуже.
Двадцать восьмого мая, то есть через пятнадцать дней после выступления в обратный путь и сорок три дня после отправления с «Алерта», путешественники увидели пуночку;[99] птичка весело порхала по торосам и заливалась радостными трелями — сладкая музыка для людей, так долго не слышавших ничего, кроме завываний арктических ветров! Даже больные высунулись из-под покрывал, наслаждаясь песенкой маленького друга, прилетевшего из такого далека, чтобы подбодрить бедных моряков. 30 числа они заблудились и только через сутки выбрались на старую дорогу. Но снежные сугробы завалили путь, снова сделав его малопроходимым. Сани с больными матросами провалились в трещину; людей едва удалось спасти. 5 июня — чудесная погода; яркое солнце вселяло надежду в сердца, придавало новые силы ногам и рукам. Но ночью морякам не удалось отдохнуть — налетел шторм, наполовину сорвавший палатку. 7 числа силы путешественников подошли к концу. Маркем подсчитал, что в таком темпе только за три недели они доберутся до «Алерта», расположенного всего в тридцати милях, то есть в пятидесяти пяти километрах. Оставался единственный шанс на спасение больных — идти как можно быстрее за помощью. Вызвался лейтенант Парр. Спотыкаясь и чуть не падая на каждом шагу, он отправился в одиночку через груды торосов и ледяные поля, заваленные сугробами. Доберется ли он до корабля? Как для него, так и для всего отряда то был вопрос жизни и смерти.
Восьмого июня настал скорбный день. Один из матросов, Портер, в полдень испустил последний вздох. Состоялась грустная церемония почестей, оказанных несчастному товарищу. На невысокой мачте лодки, закрепленной на санях, наполовину приспустили флаг; британский стяг прикрыл тело бедняги, и похоронная процессия моряков, за исключением четверых самых больных, покинула палатку в девять часов; прочитали заупокойную молитву и закопали бренные останки в лед арктической пустыни. На могилу водрузили сделанный из весел большой крест с табличкой, напоминавшей имя, возраст и дату смерти бедняги.
