Владимир Афанасьев - Тайна золотой реки (сборник)
В зимовье, правда, сидит сотоварищ старого Омкая, надёжный человек Миткей. В молодости Миткей был сильным, уважаемым в тундре каюром, принадлежал к именитому роду беломорских чукчей. Умеет говорить по-русски. Из рода в род у них передавалась эта грамота, дошла и до Миткея. Его прабабкина бабка была погромной жинкой Герасима Анкудинова, большого приятеля Семёна Дежнёва. Недолго прожил Герасим со своей возлюбленной. Зацинговал. Вскоре чукотская землица приняла Анкудинова…
Миткей не шибко много знал русских слов, но к русским людям всегда относился приветливо. У него ревкомовцы найдут пищу, отдых и внимание. До их прихода у Миткея побывает камчадал Тишка и обо всём поведает. Люди в тундре будут знать, кто к ним идет и зачем.
Шошин перед выездом поведал Федоске суровую правду об анадырской трагедии. Предательски убили колчаковцы хороших людей. У Федоски навёртывались слёзы, когда рассказывал он товарищам о гибели первого ревкома Чукотки. Уговаривал он Шошина, хотел уйти из Каменки с ними. Однако надо было остаться. Настораживала затаённость Мотлю…
Не ошибся в своих предположениях Федоска Протопопов. Рано утром, на четвёртые сутки после ухода ревкомовцев из Каменки, в наслег вошли пепеляевцы.
Дневное светило нехотя выползало из мглистого окоёма белой мучнистой массой. Дул ровный ветер. Рассыпчатые сухие снежинки кололи лица, вымораживали слёзы. Далеко был слышен скрип под чужими сапогами.
Федоска шёл впереди. Без малахая, с разбитым лицом и скрученными назад руками. Ни один мускул, ни одна жилка не дрогнули, когда в его жилище ворвались отрядники. Они обшарили все углы и не нашли даже прошлогодней юколы.
Митрофана и Омкая не сыщут… – успокаивал себя рыбак. – Место надёжное… Если даже пепеляевцы нападут на их след, то у старика глаз точный. Белку али соболя враз снимал одним выстрелом. У Митрофана тоже не сорвётся. А карабин мой добрый.
Федоску вели к яранге Мотлю, куда были согнаны все жители наслега. В песцовом малахае, отделанном цветными лентами, в тугутовой, из молодого оленя, кухлянке и расшитых бисером торбасах Мотлю стоял возле широких нарт и потягивал трубку. Весь его дорогой наряд и поза подчёркивали превосходство и властность. Перед Мотлю Федоска остановился.
– И на тебя, и на этих, – он кивнул в сторону отрядников, – капканы расставлены. Недолго осталось. Камака не возьмёт, так выть будешь и скрипеть тупыми зубами на всю тундру!..
– Продался, нохо? – не вынимая трубки изо рта, прошамкал унизительное слово Мотлю. – Поговоришь… – И топнул ногой.
Рыбаку развязали руки, содрали с плеч кухлянку и бросили на оленьи нарты. Руки и ноги накрепко стянули коляными ременными полосками. Низенького роста, багроволицый тучный казачий сотник лет сорока пяти, одетый в тёмный полушубок и рыжие катанки, снял с головы лисий треух и рыхлой засаленной ладонью растёр испарину.
– Куда ушли русские? – спросил он Федоску и ткнул ногой в нарты.
– Коо… – покачал головой рыбак.
– Не знаешь?.. Та-а-к…
– Какомей чай пауркен, – насмешливо ответил рыбак.
– Чай пить улетели? – нагнетался сотник, переваливаясь с ноги на ногу. – И куда же?
– Аттав ярагты, – ответил рыбак.
– Домой, говоришь?.. Та-а-ак…
– Да чаво с етой дикопузой окаянкой толмачить? – не выдержал такого допроса один из казаков. – Хлыстануть яво, ядрёна корень, пошибоча, та усё скажить!
– Заговорит…
– Хлыстануть? – с жадным нетерпением мял в руках плётку другой казак, подхалимно поглядывая на сотника.
– Гыть! – выкрикнул сотник. – Дюжину с узелком!
Тело Федоски при каждом ударе сжималось, ознобом подёргивалось по бокам, ёрзало по скрипучим нартам. Змеиный хвост нагайки извивался, сползал, вновь врезался в натягивающуюся кожу, оставляя вздутые багровые борозды. Свистела плеть. Ёжился Мотлю. Будто пороли не Федоску, а его. Плотнее сжималась молчаливая и упрямая толпа каменцев. Хмурились старики. Крепче прижимались к матерям дети. Девушки в боязливой растерянности прикрывали глаза ладонями. Голова Федоски уже свисала с нарты, но ни единого звука не сорвалось с прикушенных губ.
– Дикарь-то молчит, – недовольно пробасил сотник. – Раньше трясся?.. Его бьют, убивают, а он только зубами скрипит.
– Тыте нет вэрин, – изобразив гримасу непонимания, сказал Мотлю.
– Удивляешься, старая чурка? – проворчал сотник. – Диво, видите ли, для него! Это смутьянская работа! – И сам полоснул Федоску нагайкой.
– Там, где они побывали, везде так. Вон они все такие! – Сотник потряс нагайкой, пригрозив наслежникам. – Всех дикопузых передавить пора. А этого гада!.. – Он омерзительно выругался и ногой влепил по нартам так, что нарты перевернулись вместе с Федоской. – Запороть!
Мотлю очнулся, будто после тяжёлого забытья. Месть отхлынула, отступила. В ушах стояли страшные слова сотника. Он убьёт Федоску Протопопова, а что будет с Мотлю? Защитники уйдут. Вернутся русские… Что он будет делать, какой даст ответ? Федоску запорют на виду у всех жителей Каменки. Что делать? Раз уж Федоска, как ему казалось, самый трепетный и исполнительный батрак, выносит такие пытки, значит, и остальные такой же крепости. Сотник сожжёт Федоску и его хижину, а потом развеет прах по тундре и будет рыскать по стойбищам и зимовьям в погоне за русскими?..
Он, Мотлю, старый почтенный шаман, останется в родном наслеге среди жителей каменной реки. Первой же ночью его тёплая яранга вспыхнет ярким пламенем, а ему в горло воткнут якутскую пальму.
Он вспомнил древние обычаи, и его обдало холодным потом. Законы тундры суровы, как и сама тундра. Мстить друг другу в тундре – смерть обоим. Мотлю не хотел умирать так. Он, Мотлю, единственный чукча в этом наслеге. Остальные – эвены, якуты, юкагиры, эвенки. За жестокость шаман поплатится сполна, как было много поколений назад, когда существовала юкагиро-чукотская резня. Жутко вспоминать ушедшие в легенды времена, но и забывать не следует, так как эвены и особенно юкагиры мстительны. Они добры, когда к ним с добром, а так…
У Мотлю тёплая яранга, много сытной еды, чая и курева. И всё рухнет, пропадёт бесследно нажитое, если сотник прикончит Федоску. Мотлю стало не по себе. Он лихорадочно искал выхода, наконец облегчённо вздохнул, подошёл к сотнику:
– Эрым! Начальник, атаман! Остановись! Довольно! Федоска плохой угучак. Сколько ни бей его, не сдвинется с места. Смутьяны?.. Нет, они называли другое имя.
– Кого ещё? – грубо спросил сотник.
– Челгы Арма…
– Красная Армия? – будто ошпаренный, выдавил сотник.
– Челгы Арма, – повторил Мотлю, сам того не понимая, как парализующе действуют эти слова на сотника.
– Да ты знаешь, что губищами-то шлёпаешь?