Вокруг Света - Вокруг Света 2006 №11
Последние приготовления перед развеской объектов в музее Боде, вновь открывшемся в октябре 2006 года
Дворец (Музей Боде)
Бывший Музей Кайзера Фридриха — памятник эпохи рубежа XIX—XX веков, именуемой в Германии «грюндерцайт», когда процветающее бюргерское общество видело в культуре свидетельство и залог этого процветания. Построенное в эклектическом стиле здание точно вписано в северную оконечность острова — его «стрелку» и, соответственно, имеет форму треугольника.
После Второй мировой войны музей получил имя своего основателя — директора Прусских музеев Вильгельма фон Боде (1845—1929). Этот «Бисмарк немецких музеев», как его часто называют, прославился своим талантом дипломата и, как бы мы сказали сегодня, способностями менеджера. Используя личные связи с императорским семейством (кронпринц Фридрих был почетным попечителем всех берлинских собраний), он создал фактически современную модель «спонсорской поддержки», сделав передачу экспонатов делом почетным и даже выгодным для дарителей. Так, приглашение «на чашку кофе» к Боде высоко ценилось: регулярными гостями подобных собраний были их величества и высочества. Злые языки острили (пародируя средневековую римскую поговорку «Кто завтракает с папой, тот распрощался с жизнью»): «Кто завтракает с Боде, тот распрощался со своими картинами».
Именно ему берлинские музеи обязаны огромной коллекцией итальянской, французской и северонемецкой средневековой живописи и скульптуры, в которой на множество «проходных» работ (типичных для бюргерских частных собраний) приходится и немало шедевров. Не отказываясь ни от каких подарков, директор собирал все — от мебели и фарфора до снятых со стен римских вилл фресок и вынутых из полов мозаик. Таким образом, накопилось гигантское количество объектов, которым сегодня пришелся бы впору «музей частных коллекций».
Боде же пришла в голову другая, вполне новаторская по тем временам идея. Он принялся обустраивать законченные залы, воссоздающие атмосферу той или иной эпохи — скажем, Ренессанса или барокко. Посетитель мог ощутить себя в гостях, например, у саксонского феодала: игривая кранаховская мадонна соседствовала с предметами быта соответствующего времени, как оригинальными, так и отдаленно их напоминающими. В том же духе были оформлены и сами помещения. У многих поколений музейщиков волосы дыбом вставали от подобного подхода. Но, как ни странно, сейчас, когда, казалось бы, окончательно победил принцип «аутентичности», концепция Боде переживает нечто вроде ренессанса (то же самое происходит в музыке: поиграв полвека барочную музыку на старинных инструментах с глухими струнами из бычьих жил, сегодня родоначальники этой идеи возвращаются к современной трактовке произведений). Отказавшись от откровенного китча и чрезмерного загромождения пространства, сегодняшние наследники Боде отчасти вернулись к его замыслу: в новом музее экспонаты снова будут образовывать своеобразные «исторические инсталляции». «Думаю, что возвращение к идеям Боде — идеям очеловечивания музейного пространства — это революция в музейном деле», — скромно комментирует эту тенденцию Клаус-Дитер Леман.
«Грядущее совершенство»
Примерно так переводится на наш, лишенный мистических глубин, язык имя Нефертити. К числу принятых в Древнем Египте эпитетонов — дополнительных имен, украшающих носителя, можно прибавить и современное, охотно повторяемое прессой и путеводителями: «первая красавица Берлина». Любителям древней истории не надо рассказывать о значении тех нескольких десятилетий XIV века до н. э., которые потрясли Древний Египет. О том, как Аменхотеп IV, фараон XVIII династии, попытался заменить многоликий египетский пантеон единым богом солнца Атоном, написаны многие тома как научного, так и фантастического свойства. Видимо, введенная Аменхотепом IV, принявшим имя Эхнатон («угодный Атону»), религия не была вполне монотеистической в современном смысле слова, однако в ее революционном характере можно не сомневаться. Бесспорно и то, что египетское искусство этого периода вдруг— на короткий отрезок времени — стало совершенно иным, чем до и после того. В эту эпоху оно необыкновенно — почти утрированно — реалистично. Обстоятельства восхождения супругов Эхнатона и Нефертити на престол, так же как и их уход от власти и из жизни, окутаны тайной. В сущности, знаем мы лишь то, что донесло до нас искусство их удивительной поры: Эхнатон и Нефертити — первая царственная пара, сделавшая свою жизнь, если можно так выразиться, достоянием общественности (чем, кстати, по сей день привлекает внимание бульварной прессы). Портретные изображения фараона и его семьи — уникальное явление в древней культуре. Портретным является и знаменитый бюст египетской царицы. Более того, предполагается, что он был смоделирован из гипса с натуры, послужив в дальнейшем образцом для других изображений. На лице царицы видны даже легкие тени под глазами и намечающиеся морщины в уголках губ. Бюст был обнаружен в мастерской придворного скульптора в Амарне среди других статуй Нефертити — столь многочисленных, что некоторые историки предположили: а не был ли ваятель влюблен в прекрасную модель?
Улучшенный Лувр
Помимо обновления зданий и перетряхивания коллекций план реконструкции острова предполагает сооружение так называемого «археологического променада» — подземного коридора, а в сущности — дополнительного этажа, который соединит четыре из пяти музеев острова (кроме Старой национальной галереи). Не высовывая носа на улицу, можно будет проделать путь от колыбели европейской цивилизации (Месопотамия и Египет) до Нового времени. Кроме того, музеи обзаведутся общим входом: легкая стеклянная конструкция (берлинский ответ пирамиде Лувра) уже спроектирована и вскоре украсит ансамбль со стороны превращенного в канал рукава Шпре, Купферграбена.
Но, как говорят иные московские архитекторы, «что это за перестройка, если метров не прибавилось»? Будут и метры: расположенная напротив Музея Боде бывшая казарма превратится в филиал картинной галереи (сюда переедет собрание средневековой итальянской и французской живописи, ныне обитающее на Потсдамской площади). Программа-максимум предполагает также возведение прямо на Александерплац дворца, где найдут приют этнографические коллекции (по слухам, лучшие в мире, но пока скрытые в бездонных хранилищах), а также фонды Музея кино, библиотека и коллекция восковых валиков — свидетельств первой в истории человечества попытки зафиксировать звук.
