Александр Казанцев - Гость из Космоса
— Но ведь вы же женщина и подруга Маши. Неужели бы вы не взялись ей помочь?
— Маше? Я с радостью. А разве надо? Только я не умею…
— А вдвоем с механиком? Он все-таки при родах присутствовал.
— Я — помогать? — поразился Матвей Сергеевич, и его длинное лицо вытянулось.
— Конечно, вы. Вы видели, как принимают ребенка. Девушка вам будет помогать, если Маше рожать придется. Получите по радио консультацию от любого врача или от профессора.
Механик был ошеломлен.
Сходов остановился перед ним и обычным своим сухим, жестковатым голосом проговорил:
— Дело идет о человеческом отношении к товарищу. Вы прекрасный механик, мастер на все руки. Если вы не согласитесь, женщину отправят с острова, разлучат с мужем. И, может быть, зря. Ей придется год жить с ребенком одной, в трудных условиях, без работы, ради которой она ехала в Арктику.
— Да я-то тут при чем? — запротестовал Матвей Сергеевич, размахивая длинными руками. — А если вдруг несчастье? Кто будет виноват?
— Конечно, виноват буду я, — твердо сказал Сходов. — Мне спокойнее всего было бы отправить женщину. Формально я имею на это все права.
— Это будет ужасно, если она уедет, — сказала радистка.
— А если случай какой трудный? И в родильных домах умирают, — продолжал возражать механик.
— А бывает, что и в поле рожают, — заметил капитан.
— Конечно, может быть, и все хорошо будет, только я не могу на себя ответственность взять. На мужа, хоть и надежный он человек, тут надеяться нечего. По себе знаю. Руки трясутся и все тут. Девушка только таз будет подавать да пеленки развернет.
— Мы не принуждаем вас, Матвей Сергеевич, — сказал Сходов. — Мы хотим выяснить последнюю возможность и решить вопрос об отправке Грачевой на материк.
Механик задумался. Радистка что-то стала говорить ему, склонившись к уху. Тот нетерпеливо отмахнулся.
— Не могу я взяться за такое дело… И вообще… если случай тяжелый… ножками вперед… Как хотите, но присылайте врача на самолете.
— К сожалению, — сказал Сходов, — далеко не всякий полярный остров может принять самолет. Тем более зимой. Во всяком случае, на посадку у нас самолета мы рассчитывать не можем.
— Механик прав, — вмешался капитан. — В очень трудном случае самолет, конечно, прилетит…
— Но не сядет!
— Не сядет, зато сбросит врача на парашюте.
— Вот это другое дело, — удовлетворенно сказал Матвей Сергеевич.
— Врач не сможет улететь обратно, — возразил Сходов. — Мы вынуждены будем отнять у острова Дикого одного врача, а мы знаем, как он там дорог.
— Да, конечно, на это можно пойти только в крайнем случае, — согласился капитан. — Но ведь у нас есть еще один аргумент… Все это только предположение!
— Предположение не предположение, — хмуро сказал механик, — а я должен считать, будто это так и есть. И потом характер у меня тяжелый. Надо сперва спросить, согласятся ли на мой характер супруги Грачевы.
— При чем же тут характер? — осведомился капитан.
— А потому, если я согласие даю, то должна Грачева поступить в мое подчинение. В полное распоряжение.
— Это зачем же? — спросил Сходов.
— Я должен обеспечить благоприятный исход и тут уж, простите, спуску не дам. Зимовка — дело известное. Движения никакого. Я потребую, чтобы все было как следует.
— Он прав, — заметил Сходов. — Сейчас мы позовем Грачевых.
Грачевы, узнав об условиях механика, согласны были на все.
Через час провожали капитана.
Чтобы попасть на катер, он снова вынужден был зайти по пояс в воду.
Катерок прыгал на волнах, быстро уменьшаясь в размерах.
Все маленькое население полярной станции стояло на берегу: Сходов, Матвей Сергеевич, оба Грачевых, радистка. Около них возбужденно бегали собаки.
Налетели «снежные заряды». Катер скрылся за серой стеной.
Еще через час корабль снялся с якоря, дав прощальную ракету. Последний пароход уходил из Арктики. Грачевы остались на острове.
Их предположение оправдалось. Механик включил молодую женщину в опекаемое им хозяйство станции. Он был сурово требователен. Маше пришлось заняться гимнастикой. Что бы ни делала Маша, Матвей Сергеевич всегда следил за ней настороженным взглядом. Когда она шла на метеоплощадку, он непременно шел за ней следом.
— Снегу намело. Вы поглядывайте под ноги, поглядывайте! Не зевайте по сторонам! — ворчал он.
Однажды Маша поскользнулась на крыльце. Муж хотел поддержать ее, но сделал это неловко.
Матвей Сергеевич налетел на него, как буря.
— А еще муж! — кричал он. — Пень ты, а не муж! Жена падает, а он, как табурет, стоит. А если ребенок перевернется, кто отвечать будет? О ребенке своем не думаете? Я вас отставлю от собственной жены и близко подпускать к ней не буду.
Супруги Грачевы постоянно чувствовали на себе гнет механика. Когда встречали Новый год, он не позволил Маше выпить ни капли. Она готова была разреветься, но все же покорно подчинилась.
Ежедневно, в любую погоду, Матвей Сергеевич отправлялся с Машей на прогулку, поддерживая ее под локоть.
Эта пара, гуляющая под руку по снегу и в мороз, и в метель, выглядела по меньшей мере странно.
— Гулять обязательно надо, — говорил Матвей Сергеевич, идя рядом с Машей. — Восемь кругов прошли, еще четырнадцать осталось. Ничего, ничего… Шагайте, шагайте, только не вздумайте падать.
Сходов молчаливо поддерживал Матвея Сергеевича.
— Он, право, смотрит на Машу, как на собственную… — иногда не выдерживал Грачев.
Но Маша сама обрывала мужа:
— Гриша! Мы так ему обязаны!
Приближалась весна. В апрельском солнце сверкали снежные просторы.
Теперь во время прогулок Матвей Сергеевич заставлял Машу надевать темные очки.
— Только не споткнитесь, — упрямо твердил он.
Капитан Борис Ефимович на время, пока не откроется арктическая навигация, получил задание перегнать пароход «Казань» из Архангельска во Владивосток. Предстояло пройти южным маршрутом: через Средиземное море, через Суэцкий канал, Индийский океан.
Было так жарко, что спать в каютах казалось невозможным.
На палубе расстилали брезент, и команда спала под едва освежающим голое тело теплым ветерком.
Капитан устроил себе постель на обзорном мостике. Над головой горели незнакомые южные звезды, каких не увидишь на Севере. Знакомые созвездия ютились на самом горизонте.
Скоро Индия, Калькутта. Капитан ждал радиограммы.
Однажды он услышал, как на обзорный мостик кто-то поднимался по трапу.
Появился радист Иван Гурьянович, который ни в какую жару не снимал своего щегольского кителя.
