Жюль Верн - Южная звезда
— Это не только самый крупный алмаз, но и самый красивый в мире! — торжественно, с оттенком отеческой гордости, произнес Якобус Вандергаарт.— Он весит четыреста тридцать два карата! Вы можете похвалиться созданием шедевра, ваше пробное творение стало творением мастера!
Сиприен на комплименты старого шлифовщика ничего не ответил. Сам он считал себя не более чем автором любопытного эксперимента — только и всего. Много других людей, при всем их неистовом рвении, так ничего и не добились на поприще, где он только что одержал бесспорную победу. Однако чем может обернуться производство искусственных алмазов для людей? Через какое-то время оно неизбежно приведет к разорению всех тех, кто жил торговлей драгоценными камнями, и, в общем, никого не сделает богатым. Чем больше инженер размышлял, тем быстрее оставляло его чувство опьянения, овладевшее им в первые часы после завершения опыта. Да! Теперь тот же алмаз, столь восхитивший его в руках Якобуса Вандергаарта, казался уже обыкновенным, ничего не стоящим камнем, которому в ближайшем будущем предстояло утратить даже ценность раритета[72].
Сиприен забрал ларчик, на котором поблескивал несравненной красоты камень, и, пожав старику руку, направился к ферме мистера Уоткинса.
Фермер находился в комнате с низким потолком, служившей ему спальней, и по-прежнему в состоянии тревоги и беспокойства ожидал возвращения Якобуса Вандергаарта, которое казалось ему невероятным. Дочь его была рядом и, как могла, старалась успокоить его.
Сиприен толчком открыл дверь и на мгновение задержался на пороге.
— Ну что? — живо спросил Джон Уоткинс, резво вскочив на ноги.
— А то, что честный мастер Якобус Вандергаарт приехал сегодня утром.
— С алмазом?
— С алмазом, прекрасно отшлифованным, который и после огранки весит четыреста тридцать два карата!
— Четыреста тридцать два карата! — вскричал Джон Уоткинс.— И вы принесли его?
— Вот он.
Фермер открыл ларчик — и глаза его вспыхнули почти тем же блеском, что и сам алмаз, на который он глядел в тупом исступлении восторга! Потом, когда до него дошло, что в его пальцах, обретя материальную и вместе с тем блистательную форму, находится огромная сумма денег, восхищение его вылилось в словах, казалось, совершенно не гармонирующих всему облику мастера Уоткинса.
— О, прекрасный, превосходный, роскошный камень! — заговорил он.— Наконец-то ты вернулся, голубчик! Какой же ты блестящий!… Какой тяжелый!… Сколько же должен ты стоить добрых и звонких гиней! Как с тобой поступить, великолепный мой? Отправить тебя в Кейптаун, а оттуда в Лондон — пусть смотрят и восторгаются? Но у кого хватит богатства, чтоб купить тебя? Сама королева не могла бы позволить себе подобную роскошь! На это ушел бы весь ее доход за два или три года! Потребовалось бы голосование в парламенте, национальная подписка! И ее проведут, ей-ей, будь спокоен! И ты тоже отправишься почивать в лондонскую Башню, бок о бок с «Кох-и-Нуром», который рядом с тобой будет выглядеть просто мальчишкой! А сколько же ты будешь стоить, красавчик мой?
И он принялся вычислять в уме:
— За царский алмаз Екатерина Вторая уплатила миллион рублей наличными и девяносто шесть тысяч франков пожизненной ренты! И наверняка не будет чрезмерным потребовать за тебя миллион фунтов стерлингов и пятьсот тысяч франков постоянной ренты!
Затем вдруг, пораженный внезапной идеей, он обратился к инженеру:
— Месье Мэрэ, вы не находите, что владельца такого камня следовало бы произвести в пэры?[73] Ведь право быть представленным в Верхней палате дают любые достоинства, а обладание алмазом такой красоты — это, разумеется, достоинство незаурядное!… Смотри, дочка, смотри!… Чтобы любоваться таким камнем, не хватит и пары глаз!
Мисс Уоткинс впервые в своей жизни рассматривала алмаз с некоторым интересом.
— Он и правда очень красив! Блестит как кусок угля, каковым и является, но угля раскаленного,— сказала она, осторожно взяв камень с его ватного ложа.
Потом инстинктивным движением, которое на ее месте сделала бы любая молоденькая девушка, она подошла к зеркалу, стоявшему на камине, и приложила дивную брошь ко лбу, посреди своих светлых локонов.
— Звезда в оправе золотой! — галантно произнес Сиприен, позволивший себе, вопреки привычке, составить мадригал[74].
— Действительно!… Это и впрямь звезда! — воскликнула Алиса, радостно захлопав в ладоши.— Так что же, давайте оставим за камнем это имя! Назовем его «Южная Звезда». Вы согласны, месье Сиприен? Разве он не такой же черный, как все туземные красавицы этой страны, и блестящий, как созвездия нашего южного неба?
— Пусть будет «Южной Звездой»! — сказал Джон Уоткинс, не придававший имени большого значения.— Но смотри не урони! — со страхом добавил он в ответ на резкое движение девушки.— Он может разбиться как стекло!
— Неужели? Он такой хрупкий? — удивилась Алиса, с неприязнью возвращая драгоценность в его ларчик.— Бедная звездочка, стало быть, ты — звезда лишь для насмешек, вроде пробки от графина!
— Пробка от графина!…— задохнулся от возмущения мистер Уоткинс.— Ничего-то дети не уважают!
— Мадемуазель Алиса,— вмешался молодой инженер,— это вы вдохновили меня заняться искусственным получением алмаза! Значит, именно вам этот камень обязан своим появлением на свет. Но, на мой взгляд, когда о его происхождении станет известно, это сокровище утратит всякую коммерческую ценность. Надеюсь, ваш отец позволит мне подарить его вам в память о вашем счастливом влиянии на мои труды!
— Гм! — произнес мистер Уоткинс, не сумев скрыть чувства, возникшего при этом предложении… которого никак не ожидал.
— Мадемуазель Алиса,— повторил Сиприен,— этот алмаз — ваш! Я дарю вам его… я вам его отдаю!
Вместо ответа мисс Уоткинс протянула молодому человеку руку, которую тот нежно сжал в своих ладонях.
Глава XI
«ЮЖНАЯ ЗВЕЗДА»
Новость о возвращении Якобуса Вандергаарта быстро распространилась по лагерю. И вскоре у фермы Уоткинсов собралась толпа посетителей, жаждавших взглянуть на чудо рудника Копье. Очень скоро стало известно, что алмаз принадлежит мисс Уоткинс и что подлинным его владельцем, более чем она сама, является ее отец. Здесь следует заметить, что относительно искусственного происхождения этого камня в Грикваленде еще ничего толком не знали. С одной стороны, рудокопы были не настолько безрассудны, чтобы предать огласке секрет, который мог бы привести к их немедленному разорению, с другой стороны, Сиприен, не желая зависеть от случайности, ничего еще по этому поводу не говорил, решив не отсылать записки касательно «Южной Звезды», пока не проверит своей удачи путем еще одного эксперимента. Он хотел удостовериться, что во второй раз он сможет получить тот же результат.
