Владимир Обручев - Золотоискатели в пустыне
— Ну, хорошо, — согласился Пао. — Попьем чаю, а потом ты уснешь, а я буду караулить.
— Только смотри, не усни. А то костер потухнет, и нас съедят волки.
Мальчики пожевали вяленого мяса, нарезанного маленькими кусочками, потом выпили по очереди по чашке чаю с сухарями. Пао хотел было еще, но Хун не дал: нужно оставить воду на утро.
— Теперь я лягу спать, — сказал Хун, — а ты сиди и подкладывай в огонь по одной хворостине, чтобы все время горело, потом разбудишь меня.
— Как же я буду знать, когда тебя будить?
— А вот что я придумал. Ты считай, не торопясь, до сотни. Вот так: один, — два три… Насчитаешь сто — и положи один камешек. Потом считай опять до ста — и положи второй. Когда у тебя наберется пятьдесят камешков, тогда разбуди меня.
Хун растянулся на щебне вблизи огня и закрыл глаза. Пао уселся рядом так, чтобы видеть лицо товарища, и начал считать, поглядывая то на костер, то на Хуна. Через некоторое время он сказал:
— Хун, ой, Хун!
— Чего тебе? — сонно спросил тот.
— Я уже сосчитал до ста.
— Положи камешек и начинай сначала. Но если ты каждый раз будешь мне заявлять об этом, я не усну.
— Мне страшно, когда ты молчишь и лежишь с закрытыми глазами.
— Считай и не думай. Все равно я не буду тебе отвечать.
Огорченный Пао замолчал и снова принялся считать, время от времени вытаскивая хворостину из кучи, лежавшей рядом, и подкладывая ее в огонь, который то вспыхивал, трещал и дымил, то медленно затухал. Наблюдая за костром, Пао иногда сбивался в счете или останавливался; потом, чтобы наверстать время, начинал считать быстрее.
Возле мальчика набралось уже тридцать два камешка. Он клал их кучками, по десяти штук, чтобы знать, когда начнется пятая и последняя. Кругом все было тихо, пустыня молчала, и только потрескивание костра и легкое дыхание Хуна нарушали торжественную и жуткую тишину ночи. Легкий дым, иногда со снопом искр, поднимался прямо наверх в спокойном воздухе, исчезая в черной глубине неба.
Вдруг издалека донесся глухой гул, и Пао замер, прислушиваясь и забыв о счете. То усиливаясь, то ослабевая, этот гул постепенно приближался, долетая порывами, которые временами напоминали рев и топот огромного стада, временами свист и жалобные стоны. Воздух заколебался, и огонь стал метаться в разные стороны.
Пао не знал, что это сильный порыв ветра пронесся по ущелью гор Кату, и смотрел расширенными глазами в ту сторону, откуда доносились странные звуки. Что это? Стая волков несется или мчатся преследуемые ими антилопы? Или это демоны воздуха затеяли игру в темноте ночи? Он уже протянул руку, чтобы разбудить Хуна. Но внезапно все затихло, и Пао успокоился. «Пронеслись мимо», — подумал он. Вспомнив о счете, он решил, что наверно успел бы за это время сосчитать раза два-три до ста, и прибавил в четвертую кучку два камешка, потом подумал и прибавил еще один.
Странный шум больше не возобновлялся, и Пао спокойно считал, радуясь, что уже четвертая кучка кончилась и скоро он сможет разбудить Хуна. Его сильно клонило ко сну, веки смыкались, голова падала на грудь, и он сбивался со счета. С усилием стряхивал он с себя дремоту, хватался за хворостину, чтобы сунуть ее в огонь, и старался вспомнить, на какой цифре он остановился. Когда это ему не удавалось, он просто клал камешек в кучку, полагая, что успел бы сосчитать очередную сотню, если бы не задремал, и усердно начинал новую; но с половины ее счет замедлялся, и дремота снова одолевала мальчика.
Когда пятая кучка уже близилась к концу, тишину ночи внезапно нарушил близкий хриплый вой. Пао вздрогнул, и сон сразу соскочил с него. Жителям поселка этот вой был хорошо знаком; они слышали его не раз, особенно в зимние ночи и длинные вечера, когда волки подходили совсем близко и бродили вокруг отводов в поисках пищи.
Дрожащими руками мальчик сунул в костер несколько хворостин, и огонь вспыхнул ярче, осветив черные холмы окраин котловины. Вой повторился в другом месте, но как будто еще ближе. Пао не выдержал и начал толкать изо всех сил спящего Хуна.
— Хун, проснись, вставай скорее, волки пришли! Хун! Хун!
Но разоспавшегося мальчика разбудить было не так-то легко, и Пао кричал ему в ухо все более отчаянным голосом. Одной рукой он толкал и тряс Хуна, а другой подкладывал хворостины в костер, который разгорался все ярче и ярче, выбрасывая снопы искр. Вой послышался снова уже в другом месте. Хун, наконец, проснулся и присел, протирая глаза и щурясь от яркого света.
— Зачем ты развел такой огонь? — было его первым вопросом.
— Да ведь волки ходят кругом, волки! Я кричал тебе сколько раз, пока будил.
— А, волки! Ну, и пусть себе ходят, сюда не придут. А разве было уже время будить меня?
Пао немного смутился.
— Нет, еще не совсем. В пятой кучке недостает только трех камней… но я испугался волков…
В эту минуту вой раздался опять, и совсем уже близко. Можно было подумать, что волк спустился в самую котловину. Несмотря на свою напускную храбрость, Хун вздрогнул, поглядел в ту сторону, откуда послышался вой, и потянулся за ружьем, лежавшим на щебне. Он поставил ружье на сошки, осмотрел замок и насыпал немного пороху на полку.
— Теперь твоя очередь спать, — сказал Хун, — ложись.
— У меня сон прошел с тех пор, как волки завыли, — сказал Пао.
Но едва он лег, растянувшись на щебне, как сразу уснул. Хун усмехнулся, поправил огонь, сгреб в сторону все кучки, приготовленные Пао, и начал в свою очередь считать, потому что дремота одолевала и его. Чтобы разогнать ее, он встал и начал ходить вокруг костра, считая шаги. После каждой сотни он останавливался спиной к костру и осматривал холмы, стараясь разглядеть, не сидит ли серый на одном из них. Вой не возобновлялся, и Хун, постояв немного, снова начинал кружиться.
После двадцатого камня он почувствовал усталость и присел на корточки. Поправляя огонь, он заметил, что куча хворосту заметно уменьшилась.
«Когда положу тридцать камней, — подумал он, — пойду ломать ближайшие кусты. А то Пао не догадается сделать это, у него нехватит топлива, и он опять разбудит меня раньше времени».
Скоро его опять стало клонить ко сну. Он лег на бок, опершись на локоть, и начал считать вслух. Но язык его заплетался, и Хун задремал. Хворост догорел, костер превратился в кучу тлеющих углей, которые стали подергиваться пеплом, освещая слабым красноватым светом двух спящих мальчиков и ружье, направленное на невидимого врага. А враг не дремал. Когда окраины котловины погрузились в темноту, из-за одного из холмов показалась голова с настороженными ушами, потом выдвинулось туловище, и зверь стал медленно спускаться в котловину, часто останавливаясь и всматриваясь в смущавшее его красное пятно, возле которого он видел добычу. Достигнув дна, он прилег за кустами, выжидая, когда исчезнет красное пятно, свет которого постепенно ослабевал.
