Александр Берман - Среди стихий
Валя говорит: "Пурга, и арктический лед, и заполярные горы - добрые, ждешь от них многого, и они не отказывают. Тем, кому ничего не надо от них, лучше туда не соваться. Мало ли как бывает: парень из-за девчонки пошел, руководитель хочет выполнить разряд, участник рвется в руководители, кому-то нравится туристский круг, и хочет он в этом кругу почувствовать себя своим. А в общем, все это романтический азарт. Мне это хорошо понятно, потому что все эти отголоски чувствую в себе. Но тундра, горы, лед и я сама - мы вместе забываем об отголосках, и начинается восторженная походная жизнь. Есть у меня задача: соединить свободу и достоинство одиночки с радостью и азартом коллективного движения. Старинная задача".
- Что тебе еще дать из одежды?
- Не знаю, сам посмотри. Ты разбираешься лучше.
- А как у вас с холодовой усталостью? - спрашиваю я и слышу ответ, что она побеждена.
Ну это он, конечно, о весенних походах, зимой такого еще не достигнуто. Тем не менее его заявление знаменательно: я всю жизнь говорил о лишениях зимнего пути, а он говорит о комфорте. Конечно, это понятие здесь не совпадает с обывательским. Это комфорт кабины пилота, совершающего напряженный полет. Действительно, комфортно чувствуешь себя во время пурги, если на тебе очень хорошая одежда, а характер твоей деятельности соответствует условиям ветра и мороза. Ветер - это хорошо! Нехорошо, когда на ветру приходится морозить руки или нос.
Обобщая идеи холодовой усталости, я говорил о комфорте, но, так сказать, с другого конца - доказывал вредность лишений и мелких неудобств, потому что спутники моих, первых походов говорили: "Подумаешь, тесемочка, подумаешь, приморозил пальцы, лень тебе возиться с обмерзшими ремнями?" и в этих "подумаешь" тонули километры. О настоящих достижениях не очень-то думали. Сильна была идея: воспитывать человека лишениями и щеголять трудностями, выдавая их за героизм, - примитивная идея. Но уже мои учителя в зимнем туризме отвергли ее в угоду стремлению оградить человека от досадных мелочей и неудобств, чтобы экономить силы. И, формулируя принцип холодовой усталости, я лишь проследил неуклонный процесс суммирования ненужных усилий и неудач, по существу, процесс суммирования огорчений.
Сегодняшнее поколение туристов-лыжников самостоятельно создавало походный комфорт, хотя и по готовым идеям. Они заработали его, и они достаточно закалены. Но следующее поколение получает готовым все: и конструкции, и технологию, и свободу от страха перед безлесьем, пургой, морозами. Это опасно!
Как же быть? Казалось бы, непроходимый тупик: нельзя же новичков заставить ходить со старым плохим снаряжением, а полуновичков против их воли загонять в длинные таежные походы.
Толя Тумасьев придумал один из вариантов. Он пошел в поход, ночуя в иглу. Каждый ночлег зарабатывали тяжелым трудом. Я спрашивал его: "Неужели не было искушения поставить палатку?" Он рассказал, что однажды во время морозной пурги было такое искушение, но только начали строить, увлеклись, и уже не до палатки. Я спросил: "Ведь тяжело?" "Спроси мою жену, - говорит, она была впервые в зимнем походе, считала, что так и надо. Она заделывала щели - самая тяжелая работа, но была довольна. Как эскимосская женщина: когда задача ей ясна и она знает свое дело - в любой мороз и ветер ей легко".
Такой поход - хорошая и относительно безопасная школа. Но самые "опасные" новички скорее всего отвергнут ее: "Зачем, когда есть легкая палатка?"
...Идти мне все-таки или нет? Если я сейчас пойду на Полярный и в условиях сорокаградусной "черной пурги" полярной ночи не устою - выбьюсь из ритма радостных побед? Я знаю, что Валя вытащит меня из любой переделки, но я боюсь своей неудачи. Мои сомнения понятны Вале. Понятны и парню, который меня одевает в штормовые капроновые штаны на подкладке, а поверх них в болоньевые - "на самый ветродуй", и в два анорака, и дает мне девять пар варежек из тонкой шерсти, и показывает внутренние карманы, в которых буду эти варежки сушить на ходу. Варежки надеваются в нужной комбинации и по очереди высушиваются под одеждой; этот прием отработала Валя. В тех условиях, к которым мы готовимся, невозможно выжить, если не придешь в состояние самой азартной работы. При этом сильно потеют руки. То потеют, то мерзнут. Именно потому столько сложностей и разговоров вокруг рук. На варежки надевают "верхонки" с крагами. Верхонки - верхние ветрозащитные рукавицы из плотного капрона. А чтобы легко было переодевать варежки и рукав не задирался, на рукаве пришивается петелька для большого пальца. Прекрасное решение проблемы рукава!
Научиться пользоваться всем этим снаряжением не сложно. И сшить его по известным описаниям не составляет труда, грамотные новички сразу же его шьют. И техникой овладевают очень быстро. Но снаряжение и техника - это только одно из необходимых условий.
Второе - то, что нельзя проверить разговорами в тепле, и рассуждать об этом мы можем лишь условно - это способность оставаться на том высшем адаптационном уровне, который я только что назвал "самой азартной работой".
Третье - умение перенести холодовую усталость - ужасное состояние, когда азарт пропадает и ты остаешься один на один с жестокостью и бессмысленностью происходящего, забыв для чего пришел, теряя возможность сопротивляться. И если этот процесс вовремя не остановить, то потом и не остановишь.
Надо нам учить и тренировать новичков хотя бы потому, что отвратить их от зимнего пути мы уже не можем.
- Ваше поколение должно учить.
- А ваше?
- Это вы выпустили джинна из бутылки. Но не в этом дело, мы не умеем еще учить, у нас свои дела.
- А мы перестаем ходить. Когда перестаешь ходить, учить уже не с руки.
Я запомнил этот острый и радостный миг:
- Валя, иду, - говорил я в телефонную трубку.
- Молодец.
- Я иду! Что надо делать? Докупать продукты?
- На тебя куплено. Подгоняй снаряжение.
- Хорошо.
К бесчисленным сомнениям обыденной жизни я добавил еще одно, сильное. И чаша сомнений переполнилась.
На плотах с гор *
Когда начинается путешествие
"П е л е г р и н. Никому не удастся то, чего он
нехочет... и даже ты не можешь этого желать - я буду
сидеть дома, подле тебя, но моя тоска будет против
тебя! Можешь ли ты стремиться к этому?
Э л ь в и р а. Никому не удастся то, чего он не
хочет. Как ты прав! Останься со мной, Пелегрин. Что
такое Гавайские острова? Пустой звук, слово.
П е л е г р и н. Ты тоже не можешь...
Э л ь в и р а. И что тебе там делать, любимый?
Что тебе в них, в этих островах, затерянных где-то в
Тихом океане, что тебя гонит туда? Один страх, и
только. Откажись от них.
