Пэтси Адам-Смит - Охотники на лунных птиц
Помня, за что был описан с корабля Пэдди, я всегда старалась заняться какой-нибудь работой, даже когда мне ничего не поручали. «Тогда никто не посмеет сказать, что мне не место на корабле», — думала я. Кроме того, мне почти постоянно приходилось кого-нибудь лечить. Я написала матери, чтобы она прислала мне справочник «Уход за больными в домашних условиях» — маленькую, но весьма полезную книжечку. Я изучила его от корки до корки.
В нем говорилось: «Человек, оказывающий первую медицинскую помощь, должен проявлять полное самообладание и такт, быть находчивым в экстренных случаях, не волновать больного. Проявленное сочувствие приносит больному утешение, ободряет его. Помощь следует оказывать незамедлительно, при этом оказывающему ее следует держаться бодро и спокойно».
Думаю, что составители справочника были бы недовольны тем, как я пыталась следовать их советам, но им, безусловно, польстил бы тот факт, что во время рейсов я постоянно обращалась к их труду. Пожалуй, главное, что мне не давалось на борту «Шиэруотера», — это психология.
Первый раз я попыталась проявить полное самообладание, как этого требовало наставление, когда мне пришлось выступить в роли сестры милосердия. В тот день Пит глубоко порезал руку, и я тщательно перебинтовала ее, использовав сначала узкий, а потом широкий бинт. Перевязку я сделала вполне профессионально и с гордостью рассказала об этом Лесу, когда тот зашел выпить чашечку чаю. Капитан пошел поглядеть на мою «работу».
Почти тотчас он вернулся.
— Поздно, — сказал он. — Питу пришлось снять повязку.
— Как?
— Она промокла. — Он сказал это так, как будто это само собой разумелось.
Справочник требовал «такта». Да какой в нем толк?
— Хорошо бы промыть рану, чтобы туда не попали микробы, — сказала я Питу.
— Ладно, ладно! Уж не хочешь ли ты сказать, что я грязен как свинья? — отрезал он.
Вот и попробуй прояви находчивость в экстренных случаях!
Валлаби принес аптечку первой помощи. В ней было с десяток бинтов и флакон с антисептическим лосьоном. Аптечкой пользовались, когда нельзя было рассчитывать на чью-либо помощь. К счастью, мне этого испытать не довелось. За моей спиной как бы безотлучно стояли две мои бабушки. Одна из них — шотландка по фамилии Смит. До того как переехать в Австралию, она работала акушеркой, и от нее я усвоила, что свежий воздух обладает огромной исцеляющей силой. Чистоту она не считала настолько важным условием для исцеления. Она верила, что, если больной обеспечен свежим воздухом, здоровой едой и водой, он непременно справится с недугом, будь то тяжелые роды или простуда почек. Другая моя бабушка, Адам, проживавшая в графстве Клэр, была поборницей чистоты, кипяченой воды, жесткой щетки, карболки и поваренной соли.
Из-за этого ее пристрастия к чистоте в детстве мы с сестрой не очень-то любили бывать у бабушки Адам. Она нас мыла и терла губкой до тех пор, пока мы не начинали светиться. Бабушка же Смит посылала нас мыться только тогда, когда за нами должна была приехать мама. Мы тщательно соскребали грязь, глубоко въевшуюся за время наших каникул, и с помощью щетки возвращали волосам первоначальный блеск. Свою теорию бабушка Смит подтверждала тем, что у нее было четырнадцать детей и всех она родила, не прибегнув к помощи акушерки.
— Терпеть не могу, когда вокруг меня суетятся, — говорила старушка.
Репутация системы бабушки Адам имела не менее сильную основу: у нее было десять детей, хотя тут, конечно, не обходилось без врачей, акушерок, кипяченой воды, щеток, карболки и соли.
С возрастом нас все больше привлекала хотя и несколько суетная, но более утонченная система бабушки Адам. Думается, нам с сестрой удалось извлечь из обеих систем наших бабушек самое разумное, что весьма пригодилось нам в жизни.
Я пришла к убеждению, что при открытых ранах абсолютная чистота и свежий воздух действуют лучше, чем всевозможные мази и притирания. Если разрез или рана неглубокие, а под руками не оказывалось антисептика, я промывала их соленой водой и даже сыпала на рану соль, что, говорят, «будит зверя», но зато рана дезинфицируется. Я накладывала повязку лишь на короткое время, чтобы остановить кровотечение и не занести грязь, пока рана не покроется новой кожицей. Потом я снимала повязку, и свежий воздух и солнечные лучи довершали дело.
На борту «Шиэруотера» мне приходилось бороться с фурункулами, карбункулами, прыщами. Эти недуги я лечила хлебными припарками.
Однажды мои попытки врачевать окончились неудачей. Этот печальный случай коснулся не только членов команды, но и меня. С тех пор у меня на шее шрамы. У всех нас от соленой воды появились фурункулы. Хочу сказать, что и врачи, к которым мы обращались много раз в разных местах, помочь нам ничем не могли. Мое излечение наступило лишь через три года, а боль была такая, какой мне до этого никогда не приходилось испытывать.
Алек пришел на «Шиэруотер» с другого корабля уже больным. Сначала ему казалось, что у него обычные фурункулы, и болезнь не вызывала никаких опасений. На предплечьях они быстро подсыхали. Вскоре фурункулы появились у Алека на шее и руках. Позже заболел Пит, а за ним — все остальные. В конце концов эта же участь не миновала и меня. Фурункулы от соленой воды без гнойной головки. Пораженный участок кожи все время мок. Чем больше я промывала и смягчала ее, тем больше ухудшалось состояние. До сих пор я так и не представляю, как лечить это заболевание. Некоторые рыбаки уверяли, что очень помогает скипидар. Для себя я усвоила одно: чем чаще промывать фурункулы, тем дольше они не заживают. Они заразны, но передаются лишь тем людям, которые постоянно имеют дело с морской водой.
Я проболела три года, и только потом до меня дошло, что фурункулы воспалялись и начинали невыносимо болеть сразу же после того, как я мыла голову. Стоило мне недели четыре не мыть голову, как они почти полностью подсыхали. С той поры я отвергла мето́ду бабушки Адам и мыла голову редко. Через год они исчезли. Как-то я пожаловалась на свой недуг Мэй Джексон, матери Леса.
— Конечно, у тебя будут фурункулы. У меня они всю жизнь. Стоит только женщине заняться мужской работой, как они тут как тут, — сказала мне Мэй Джексон.
Наставление в справочнике, будто «больного нельзя волновать», вызывало у меня смех. Моих пациентов ничто не могло взволновать. Это я переживала за всех.
Однажды вечером Лес сидел за столом и открывал банку с консервированным молоком.
— У этой банки острые края, — между прочим, заметил он.
— Да, — механически ответила я, продолжая возиться у плиты. Я готовила чай. Затем я накрыла на стол и поставила перед Лесом чашку чаю. И тут я невольно опустилась на стул. Оказывается, консервной банкой Лес отрезал верхнюю часть большого пальца — по столу разлилась кровь, ее хватило бы на суповую тарелку.
![Сергей Сезин - Река снов. Том 2 [СИ, не вычитано]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
