Тим Северин - По следам Марко Поло
Простившись со всеми нашими друзьями и помощниками в Эрзинджане, мы направили мотоциклы по Великому Шелковому пути. Примерно через восемь миль дорога пересекала заболоченную местность между двумя плоскими холмами. Обогнув бок первого холма, мы почувствовали тяжелый, характерный запах серы. Это было явно не случайное стечение обстоятельств, потому что там, где из земли поднимаются пары серы, мы вполне могли найти «горячие бани и натуральные источники, какие едва ли можно отыскать где-нибудь в другом месте». Остановив мотоциклы, мы отправились к болоту.
Когда мы начали прочесывать камыши, был уже поздний вечер, и вокруг нас тучами вилась мошкара, поднявшаяся из дневных убежищ в осоке. Земля была, как губка, везде сочилась и текла вода. Мы прыгали в высоких сапогах по дрожащих кочкам, и по мере того как продвигались в глубь болота, запах серы становился все сильнее. Время от времени мы наталкивались на подземный ключ, земля над которым провалилась, вокруг шипели пузырящиеся лужи. Мы опускали в воду руки и пробовали на вкус капли, стекавшие с наших пальцев. Вода была горькой и холодной.
Потом, совершенно неожиданно, мы натолкнулись на небольшую возвышенность, на которой стоял саманный хлев. Рядом с лачугой мы увидели странных обитателей этого болота — крестьянина и трех водных буйволов. Мы сказали ему: «Экши су» (горькая вода), и он кивнул, показывая, что воду из серных источников его животные пьют с неохотой. Мы спросили: «Сежак су?» (горячая вода), и, так как он непонимающе посмотрел на нас, мы повторили вопрос. Он медленно повернулся и поднял руку, показывая куда-то. Мы посмотрели туда, куда он показывал, и невдалеке на протянувшихся цепью холмах на фоне темного синего неба увидели силуэт разрушенного строения.
Поблагодарив крестьянина, мы возвратились к мотоциклам и, отыскав едва заметную дорогу, которая вела через болото, поехали по ней, освещая путь светом мотоциклетных фар. Наконец мы достигли здания, похожего на маленький заброшенный храм. Здесь мы выключили фонари и в темноте дошли до постройки.
Внутри серой пахло не так сильно, как прежде, и мы слышали доносившиеся откуда-то звуки мириад проходивших через воду и лопавшихся пузырьков. Дыра, зиявшая в крыше над нашими головами, пропускала довольно света звезд, чтобы мы сумели разглядеть квадратный бассейн с черной водой в центре здания. Мы легли на поднимающиеся над полом края бассейна и погрузили в него руки. К нашему восторгу, вода была теплой и наполненной газом, пузырьки приятно щекотали руки. Уже ночью мы счастливо раскинули нашу палатку с подветренной стороны фрагмента «прекраснейших бань» Поло, а на следующее утро, когда солнце разбудило нас, пошли исследовать бассейн и купаться в нем, как это сделал бы Марко Поло.
Вода в бассейне была отталкивающего желтовато-коричневого цвета, и мы несколько секунд стояли в нерешительности, но все же разделись и погрузились в нее и обнаружили, что вода отличная. Наслаждаясь нашей первой после Стамбула ванной, мы ступали по ровному дну, покрытому галькой, утопая в теплой, шипящей воде, когда крошечные пузырьки, вырывавшиеся из гальки, щекотали пальцы ног. Бассейн был весьма мудро устроен прямо над источником, очень минерализованным, и вода уходила из него по каналу, пробитому ниже уровня в одном из углов. Следствием этого устройства было то, что, хотя баню давно забросили, вода была вполне чистой и свежей, потому что она постоянно менялась, и строитель бани искусно уложил каменную кладку так, чтобы всякий мусор автоматически смывался. Мы убедились в этом, бросая в разные части бассейна куски спичек и наблюдая, как они медленно, но неуклонно уносятся очистительными потоками.
Собственно здание бани, несомненно, современной постройки, так как старое развалилось бы во время страшного землетрясения, разрушившего Эрзинджан, но каменная кладка и ровное покрытие дна бассейна были гораздо старше. Отдыхая то в тени, то под солнцем, струившим лучи вдоль гладких деревянных колонн, поддерживавших крышу, мы чувствовали себя римскими сенаторами, наслаждающимися в роскоши своих прославленных бань, и понимали, как живо мог Марко помнить такие места после долгих утомительных дней пути.
Проект «Путь Марко Поло» провел в бассейне почти все утро, и было уже далеко за полдень, когда мы выехали в Эрзурум. Несколько часов пути — и мы опять среди диких вершин и ущелий высокогорья. Езда на перегруженных мотоциклах требовала большого искусства и чрезвычайной сосредоточенности, так как дорога, следовавшая рельефу горных склонов, выделывала ужасающие зигзаги. Неудивительно, что в экстремальных условиях пассажирская коляска наконец не выдержала неравной борьбы. С душераздирающим скрежетом она наполовину отвалилась от мотоцикла, развернувшись поперек дороги в сторону пропасти. Это было чревато неприятными последствиями, хотя несчастливая пассажирская коляска уже прослужила нам гораздо долее, нежели мы могли ожидать. Она стойко пережила столкновения с итальянской скалой, сербскими кувалдами, болгарскими бордюрными камнями и турецкими солдатами. Последние несколько сотен миль по самой разрушительной части дороги были преодолены только с помощью сложной сети из проволоки и цепей, которыми утомленная коляска была привязана к мотоциклу. Нам ничего не оставалось, кроме как оставить первого павшего механического бойца, и с этого времени использовать одну из машин как одноместный мотоцикл.
Этот вечер — один из самых скверных эпизодов путешествия. Резкий ветер, от которого нигде нельзя было укрыться, дул с ледяных вершин и пробирал до костей. Невзирая на подвижный гравий (живые камни) под колесами и на близость обрыва, мы должны были приспособиться к езде без коляски, дающей опору. Надо сказать, что мы только сейчас начали учиться тому, как ездить без коляски. Раз за разом машина падала, вываливая седока на камни, пока Стэн наконец не овладел азами езды. Он отправился вперед за продуктами, а мы с Майклом разбивали палатку, борясь с хлопающей и летящей по ветру парусиной и собирая тяжелые булыжники, чтобы придавить края, на открытом ветру склоне. К тому времени, когда Стэн вернулся, дело было сделано, и все трое, измотанные, устроились под брезентом, ковыряя в немытом шлеме Стэна застывший жирный рис, который он привез из ближайшего караван-сарая. Мы слишком устали, чтобы заботиться о чем бы то ни было, и жались друг к другу, чтобы согреться, в то время как ветер завывал в скалах и пытался опрокинуть палатку. Не слишком серьезным утешением стала мысль о том, что это, быть может, совершеннейший пустяк в сравнении с непрерывными лишениями, которые венецианский караван переносил в течение трех с половиной лет своего путешествия.
