Генри Мортон - Южная Африка. Прогулки на краю света
Леди Энн решила бороться с окружавшей ее атмосферой холодного недоверия теми средствами, которые были ей доступны, а именно, используя лучшие качества своего характера — доброту, сердечность и радушие. При этом она сохраняла трезвый, беспристрастный взгляд на вещи. Первыми, кто удостоился ее внимания, были местные дамы. Наблюдая за ними на торжественном приеме — как они неподвижно сидят в своих лучших одеждах, — леди Энн отметила их сходство с сельскими матронами на ежегодном балу по поводу открытия ассизов. «Все, что их волнует, — пишет она, — это плечи и манеры».
Уж не знаю, как, но ей удалось сломать лед недоверия. А дальше пошли в ход всевозможные приманки — от «синих мундиров», военных моряков из Саймонстауна, до родных «красных мундиров». Леди Энн все шире раскидывала сети, привлекая новых дам и их молоденьких дочерей. И вскоре уже под сводами замка собиралось веселое, оживленное общество. Гости охотно усаживались за стол при свете старинных голландских канделябров, они пили вино, ели цыплят, флиртовали и танцевали под музыку чернокожих скрипачей. Можно с определенностью утверждать: непривычная атмосфера тепла и дружелюбия, что царила в Кейптауне на протяжении тех непростых восьми лет, целиком и полностью является заслугой леди Энн. Эта женщина не была обременена снобизмом или другими предрассудками, характерными для ее времени и ее класса. Она прекрасно понимала, что все малоприятные особенности, которые присутствовали в общественной жизни Капа, происходят вовсе не от дурного нрава горожан. Скорее, они являются естественным результатом замкнутого, наполовину деревенского существования, которое те на протяжении веков вели в полной изоляции от европейской культуры.
Хотя, надо отметить, что к тому времени Капское поселение уже значительно разрослось и превратилось в настоящий город. В нем было свыше шести тысяч белых жителей, которых обслуживало огромное количество темнокожих рабов. И хотя город, конечно же, уступал современному Кейптауну, но характерный дух легкости и беззаботности ощущался уже тогда. После долгих месяцев, проведенных на море, путешественники чувствовали, будто попали в некое подобие земного рая.
Южное солнце заливало ослепительным светом длинные, пересекающиеся под прямыми углами улицы, вдоль которых выстроились аккуратные домики с тростниковыми крышами. Попадалось немало строений в классическом стиле семнадцатого столетия: по обе стороны от высоких массивных дверей — многостворчатые окна со средником и небольшими стеклянными вставками, пилястры во всю высоту дома и обязательные каменные веранды, на которых горожане коротали время прохладными вечерами. Дома эти, должно быть, напоминали леди Энн старинные лондонские постройки в стиле короля Иакова. В то же время высокие окна и величественные двери будили воспоминания о голландской архитектуре времен Вильгельма и Марии. При этом многие улицы оставались немощеными и плохо освещались по ночам. И, конечно же, здесь не было роскошных магазинов. Потребности жителей удовлетворяли несколько десятков маленьких неприметных лавочек да крытые соломой таверны, которые обычно назывались по имени владельца — «Де Витте Свон», «Де Руд Оз», «Де Кониг ван Прузен» или «Де Гуд Анкер». В посетителях недостатка не было — у каждого из этих заведений имелась своя преданная и вечно испытывающая жажду клиентура.
Хотя, как я уже сказал, официальных магазинов в городе не существовало, при желании можно было купить все, что угодно. В Кейптауне процветала чудовищная контрабанда — закономерный результат запрета на розничную торговлю, установленного Голландской Ост-Индской компанией. Стоило какому-то судну бросить якорь в Столовой бухте, тут же вокруг него поднималась подозрительная возня: появлялись загадочные личности (эмиссары подпольных кейптаунских складов) и заключали таинственные сделки с капитаном. Главная достопримечательность города — Херренграхт, в честь самого знаменитого амстердамского канала — представляла собой широкую улицу, скорее, даже аллею, которая вела к Садам Компании, главному предмету гордости кейптаунцев, как тогдашних, так и нынешних.
Все это вместе взятое являлось захватывающим зрелищем и неисчерпаемым источником вдохновения для такой женщины, как леди Энн Барнард. Ведь помимо зоркого глаза она обладала ярким талантом художника. И сегодня мы с интересом рассматриваем Кейптаун конца восемнадцатого века, запечатленный на ее акварелях. Это и малайские рабы с сероватыми лицами — они бредут куда-то с грузом фруктов, рыбы или хвороста на растопку; и грузные фигуры буров в синих куртках, широкополых шляпах и башмаках-вельдскунах; и шестерка распряженных волов на городской площади — животные стоят, лениво понурив головы и отмахиваясь хвостами от мух, а рядом суетятся погонщики-готтентоты; и роскошные цветы на фруктовом рынке; и мускулистые обнаженные тела рабов, несущих портшез с белой красоткой; и женщины-рабыни, устроившиеся на солнышке с шитьем — лица их лоснятся, в волосах цвета воронового крыла блестят серебряные заколки.
В девять часов вечера раздается залп из замкового орудия. Носильщики портшезов немедленно просыпаются, разминают одеревеневшие мышцы и, подхватив нарядные стеклянные ящики на длинных шестах, спешат за своими хозяйками. И вот уже бегут-торопятся по неровным, разбитым мостовым носилки с капскими леди и их мамушками. Ярко светит в небе Южный Крест, покачивается на ходу подвесной фонарь, а юные красавицы сидят, обмахиваясь веерами, напевают себе под нос привязавшийся мотивчик котильона или, может быть, с улыбкой вспоминают, что там этот нахал мичман Робинсон нашептывал насчет завтрашнего свидания. И тут — словно в напоминание размечтавшимся барышням, что они все-таки не в Париже, не в Лондоне или Гааге — все городские псы поднимают лай, а на обочине мелькает силуэт гиены с какой-то падалью в зубах.
Поздно вечером леди Энн отправляется в постель с сознанием исполненного долга: она в очередной раз поддержала реноме родной державы. А в это время в Садовом домике — где по углам поют сверчки и ночные мотыльки слетаются на пламя свечи — старый лорд Макартни знакомится с последними депешами из Лондона. С чувством глубокого удовлетворения читает он, что Англия пока остается непобежденной.
В 1803 году Кап снова перешел в руки голландцев. Незадолго до этого чета Барнардов покинула Африку и вернулась в Лондон. На протяжении четырех лет они вели обычную столичную жизнь, а затем разразилась война с Наполеоном. Англия снова захватила Кап. Эндрю Барнарду предложили вернуться в Южную Африку вместе с лордом Каледоном, новым губернатором Капа. Он согласился поехать на полгода, оставив жену дома.
