Марк Пуссе - Семь походов по Восточному Саяну
Леонид поинтересовался: «Почему приваду не берут лайки. Как они не попадают в капканы?»
— Ну это совсем просто. Мы молодую лайку засовываем шеей под давок кулемки и, прижимая его ногой, душим пса, пока не запугаем его раз и навсегда. Такие уроки запоминаются быстро. Собаки у нас сообразительные и работящие. Возьмите моего Беркута. Этой зимой соболь ушел через дупло в полый ствол огромнейшего кедра и умчался вверх. Беркут полез за ним. А в вершине — толстенный развилок. Я по голосу слышу — в него ушли. Потом собака стала скулить и… замолчала. Всю ночь в лютый мороз валил я топором могучий кедр. Уже к утру рухнул он, гнилой развилок лопнул, й вывалилась бездыханная собака и задавленный в драке соболь. Наверное осыпавшаяся труха закрыла выход псу. Я его долго растирал, дул в нос, делал искусственное дыхание, И что же? Ожил! Сначала, правда, обеспамятел, норовил в огонь броситься, но потом прошло. Теперь снова охотится».
Уже из этих коротких рассказов можно представить, как нелегко дается сибирским промысловикам выполнение плана заготовки пушнины. Ведь почти четыре месяца живет охотник в далекой таежной избушке совершенно один.
Двенадцатого мая мы подплыли, наконец, к «моим» еланям. После бурных столкновений с медведями в 1961 году я сделал приметные с реки затески, и вот мы опять здесь. Сразу же совершили ошибку, в которой был повинен только я: не остановил моторку с подветра от елани. Только проскочили на ветер, как с окраины лужка сорвался в бег медведь. Я высадился на берег сторожить.
Караулил затаясь. Обманутая моей неподвижностью скопа устроилась невдалеке на кедре и выслеживает хариусов.
Неожиданно она снимается, круто планирует и падает в реку. Миг — и в когтях ее далеко оттянутых лап засверкала рыбина. В бинокль хорошо видно, как на нависшем над водой стволе березы «рыболов» рвет клювом добычу, поддерживая частыми взмахами крыльев равновесие.
После ночевки у костра я безрезультатно караулил и весь следующий день, а в полдень приплыли товарищи. Оказывается, покинув меня вчера, они видели в километре отсюда, на другой елани, еще одного крупного медведя.
Ночью пошел дождь, и в реке заметно прибыла вода. К вечеру следующего дня за мной опять примчалась моторка. Стоящий на носу Рыбаков отчаянно жестикулировал, изображая переваливающегося медведя. Ясно, они где-то опять его увидели. Схватив ружье и рогатину, я прыгнул в лодку и через четверть часа уже карабкался в гору. Добрый час я взбирался по кручам. Но увы… мишка ушел.
«Нечего было обходить его сверху. Ветер тут ни при чем», — ворчал таежник. Каждый остался при своем мнении…
Последняя ночь меня измучила. Дождь промочил и брезент, и меховую доху, оставленную мне заботливыми товарищами. С размытого склона горы всю ночь падали в реку камни. Их грохот будил меня.
К утру резко похолодало и пошел снег. Горы и реку скрыло в молоке тумана. Об охоте нечего было и думать. К обеду приплыли друзья. Николай категорически заявил: «Завтра начнем сплав. Сильно прибывает вода».
Восемнадцатого поплыли вниз.
А какой выдался денек! После многодневных непрерывных дождей наступила настоящая весенняя погода. Голубое небо источало слепящий свет, еле уловимый ветерок разбросал по реке запахи кедра, прелого мха, листьев.
После одного из бесчисленных поворотов на северной солнечной стороне Кизира снова увидели елани.
— Медведь! А вон второй!
Шум моторки спугнул темного мишку, резво перебежавшего лужайку. Полез вверх и второй. Несколько выше угадывался распадок, в нем и скрылись животные. Николай на малых оборотах подвел лодку к берегу. Я быстро развязал мешок и выхватил десяток патронов. «Пойду с вами», — предложил таежник, вытаскивая из лодки свою одностволку.
На середине горы мы разминулись. Николай взял правее. Вскоре я услышал тонкий свист и поспешил к товарищу.
«Вон», — прошептал Николай, вытягивая руку. Я выглянул из-за куста. На противоположном, отдаленном от нас заснеженной седловиной склоне, бродил медведь. Ветер был для нас не благоприятным. Если чуть-чуть завернет, наш запах набросит на медведя. Я начал скрадывать. Местами полз по-пластунски. Улучив момент, выстрелил. Медведь обрушился в кустарник.
Озлобленный зверь ломал кустарник. «Дострелишь или на рогатину?» — спросил Колеватов…
Я давно интересовался литературой об отошедшей в прошлое охоте на медведя с рогатиной. В былое время на него ходили вдвоем, с притравленными по медведю лайками. Зверя брали на рогатину, при весе его, не превышавшем 120—130 килограммов. Если он оказывался крупнее — стреляли. В настольной книге охотника-спортсмена написано:
«Охота на медведя с рогатиной является едва ли не самой высокоспортивной из всех охот».
На возражения моих друзей о большом риске я ссылался на альпинистов: они и после появления вертолетов лазают по горам старым способом. И вообще я считаю, что на медведя честнее и справедливее охотиться с холодным оружием. Такую охоту следовало бы узаконить вместо ружейной.
Момент для первой пробы вроде бы наступил, но дело в том, что мою рогатину (двухметровый шест с сорокасантиметровым лезвием) мы спрятали в верховьях реки, против еланей…
В эту ночь Николай снова делился интересными наблюдениями кизирских промысловиков. «Зимой у нас дуют преимущественно южные ветры, и на северных склонах хребта Крыжина снега меньше. Здесь по нашим наблюдениям и зимует зверь, а весной и летом он собирается в бассейнах Шинды и Нички. Что касается медведей, то после выхода из берлоги они сначала уходят в низовья, где раньше снег сходит и, следовательно, быстрее появляются черемша и дудка. Потом, по мере таяния, значительная часть медведей снова уходит в верховья рек, ручьев, на перевалы.
По Канскому белогорью
Неурожаи кедрового ореха были и раньше, но то, что произошло у нас в 1961—1962 годах, — необычно. В 1961 году был плохой урожай ореха, вымерли кедровки и бурундуки и потому весной мишкам их запасами ореха поживиться не пришлось. В 1962 году орех был местами, да и тот упал рано и как-то сразу. Зато был обильный урожай рябины. Медведи, обманутые ее аппетитным видом, предпочли ее пихтовой хвое, а она жиру не дает. Вот и началось медвежье нашествие. Даже в Кордово заходили!»
«Бывает, что и соболь болеет, — продолжал свое повествование таежник. — У него иногда на шкуре короста, это ее обесценивает. Я получаю от ВНИИЖП вопросник. Спрашивают: почему болеет соболь? На мой взгляд, причина простая. Когда соболь ест один орех и рябину, он болеет. Если же много мясной пищи — он всегда здоров».
