Сергей Иванов - Америка глазами заблудшего туриста
Автобус объезжал аэропорт и делал остановки у отдельных секторов, обозначенных названиями авиакомпаний. Я спросил у водителя о Finnair, и тот обещал просигналить мне, когда доберется.
Нужный сектор я и сам заметил, ибо эта авиакомпания достаточно броско отметила своё расположение в аэропорту. Я и ещё несколько пассажиров сошли на этой остановке и направились к зданию аэровокзала.
Указатели привели меня на второй этаж. Там я нашёл места регистраций, но мой рейс пока не упоминался, у меня оставалось ещё несколько часов. Я взял возок для багажа и освободил себя от сумки. Прошёлся по вокзальному пространству, огляделся и выбрал себе место за столиком кафе. Людей в это время было совсем мало. Теперь, я оказался один среди работников аэропорта и одиноких пассажиров. Но это была совершенно иная атмосфера, в сравнении с той, — в полуосвещённом подземелье сабвэе.
Кафе ещё не начало работать, но я присел за крайний столик. Просто сидеть я не мог: сначала подумал позвонить кому-нибудь. Перебрал всех, но не остановился ни на одном телефонном собеседнике. Достал радио. Рассеянно проверил эфир, и остановился на радиостанции Classic Jazz. Длинная, сонная композиция Колтрэйна проникла через наушники в душу и положительно успокоила меня. Затем, я решил написать кому-нибудь письмо. Это лучшее, что я смог придумать в условиях возникшего многочасового ожидания рейса и в состоянии остаточного стресса. Хотя, можно было бы додуматься до сдачи билета и возвращения. А можно было оставить сумку на хранение, а самому, теперь уже налегке, покататься в метро, так как в будущем мне не скоро такая возможность представится. Времени для экспериментов хватало.
Но ничего подобного я не сделал. Достал бумагу и стал строчить письмо кому-нибудь. Скоро меня отвлекли сильным запахом кофе, я отреагировал. Далее продолжал своё дело, стимулируя себя чистым колумбийским. Какое-то время я был единственным клиентом кафе. Часок спустя, в зале стало поживее, у некоторых стоек начались регистрации на рейсы, людей прибавилось.
К тому времени, когда на информационном табло появилось упоминание о моём рейсе, я исписал уже несколько листов, и всё это едва можно было упаковать в стандартный почтовый конверт. Я адресовал эту писанину Вовочке, надеясь, что подобная весточка скрасит его ресторанное бытие и личную жизнь вообще. Здесь же был и почтовый ящик, куда я забросил свою бутылку с посланием.
Как только объявили о начале регистрации на мой рейс, я занялся этим. Меня больше интересовали процедуры паспортного и таможенного контроля. Надеялся, что чиновников не очень рассердит тот факт, что, вместо шести отпущенных мне месяцев, я пробыл здесь шестнадцать и везу с собой в штанах какую-то сумму их денег.
Когда я прибыл на паспортный контроль, там ещё не было ни одного пассажира. Служащий, пожилой мужчина попросил меня предъявить паспорт. Я вручил ему таковой. Прикреплённую к странице с визой карточку въезда-выезда, в которой указывалась дата моего прибытия и рекомендуемого отбытия, я давно отстегнул и держал отдельно от паспорта.
Изучив мой документ, служащий обратился ко мне с вопросом.
— У вас имеется зелёная карта?
— Нет.
— Тогда должна быть карточка…
— Эта? — показал я контрольную карточку прибытия.
— Точно! — Мужчина взял её и, не задавая больше вопросов, уткнулся в свой компьютер.
Отметив факт моего выезда из их страны, он вернул мне паспорт и доброжелательно пожелал счастливого отлета. Карточку въезда-выезда он оставил у себя.
Таможенной декларации мне никто не вручил и я никого не спрашивал об этом. На следующем контрольном пункте меня прозвонили на металл, взвесили сумку и отправили её в багажный отсек. Сам я оказался в зоне, из которой вернуться в Бруклин с моим советским паспортом было уже непросто. Указатели направляли только к месту посадки. Времени до отлета ещё оставалось немало, но пространство уже значительно сократилось.
Оставшееся время я мог наблюдать, как прибывают к месту посадки мои попутчики. В большинстве это были финны и американцы, наших — лишь считанные пассажиры.
Далее всё происходило согласно расписанию. Нас провели на самолет, все расселись по местам, о чём-то объявили и двигатели загудели.
Дело сделано, полёт над гнездом кукушки окончен, — подумал я и пристегнулся ремнём.
Последнее, что я увидел в иллюминатор, пока самолет делал вираж над окраинами, это вид Квинса и Бруклина с верху.
В Хельсинки прилетели среди дня. В зале аэропорта было многолюдно и суетно. Рейс на Киев, на который у меня был билет, предполагался через часок. Я нашёл место регистрации на этот рейс, но решил не торопиться. Побродил по залу вокзала, понаблюдал вокруг.
Здесь было много всяких магазинчиков, торгующих сувенирами и прочими мелочами; кафе, бары. Цены в финских марках ничего мне не говорили. Всё внешне выглядело изящней, чем в Америке, но масштабы помельче. Даже в основном зале было тесновато.
На мой рейс уже шла регистрация, я тоже подошёл туда и стал в очередь.
Когда нас повели на самолет, то оказалось, что пассажиров совсем немного. Насколько я мог определить, все они были моими соотечественниками.
До Киева летели в полупустом самолете часа два-три.
Сквозь шум двигателей доносились обрывки разговоров на украинском и русском языке. Как я понял, какая-то делегация возвращалась домой. Украинские государственные деятели энергично обсуждали какие-то державные проблемы. Внешне все они выглядели очень важно. В этом самолёте я почувствовал себя не в своей тарелке. Пока летел, перечитал какую-то украинскую газетку, попавшуюся мне. Из неё узнал, что в Украине народ избрал нового президента. Для меня это была новость. Из этой же газеты я узнал, что вместо бывшего компартийного бонзы масштаба ЦК компартии Украины, народ выбрал функционера-парторга, который, как они надеялись, поближе к народу. Этот обещал восстановить, и в дальнейшем развивать экономические и гуманитарные связи с Россией, предоставить русскому языку в Украине статус второго государственного, а также, возможность двойного украинско-российского гражданства. Стелил хорошо…
В Киеве, пока самолёт выруливал, я увидел проезжающий по бетонной дорожке служебный «Москвич 412». Там «Москвичей» я не встречал.
К трапу подкатил обычный автобус для перевозки пассажиров и какой-то новенький микроавтобус. Из микроавтобуса, обозначенного как VIP, то бишь, для Очень Важных Персон, выскочили двое парней комсомольской внешности и с серьёзными лицами развернули плакат с надписью «Г-жа Градэнко». Я подумал, что они встречают кого-то из делегации. Однако, когда все пассажиры сошли по трапу на землю, к этим холуям в костюмах, кокетливо подошла молодая особа с внешностью профессиональной проститутки средних тарифов.
