Людмила Романова - Отель «Старый замок»
– Только бы они не возвращались подольше, пока мы все не сообразим как вести себя дальше. Полет, – снова попробовал произнести он, – Мишель, я здесь, оторвитесь от картины как это сделал я. Представьте себя в полете!
Но картина оставалась неизменной. Только легкое движение дымчатого газа в контурах немного был заметно.
– Если конечно не придумано, – подумал Пьер.
Он пролетел над комнатой и остановился у портрета Екатерины. – Мадлен! – закричал он, ты там? Ему стало очень жаль мать, он представил ее растерянность, ее страх, ее вопли, которые возможно она сейчас посылала ему. Да нет, не ему, а в пустоту. Ведь вполне вероятно она не видела его.
Он протянул ей руку и порхнул своей по нарисованному месту ее руки. Странно. Он почувствовал, что-то слабо– клейкое, как иногда приклеивается к вам перышко и его невозможно оторвать, хоть и невозможно почувствовать тяжесть от него. Пьер попробовал оттянуть руку от рамки, стараясь вытащить то, что приклеилось к нему.
– Ах! – услышал он, опять меня дергают, – вслед за его телом по комнате отрываясь от картины Екатерины высвободилась ее фигура.
– Мама? – обрадовался Пьер.
– Нет мой друг, я не ваша мать. Я Императрица! Екатерина великая! А ваша матушка, уже давно отобрала у меня свое тело. Она, кажется, пошла почивать в свою комнату.
– Так вы можете говорить, – удивился Пьер, – и слышать.
– Да я голубчик и сама не пойму. Триста лет стояла и смотрела на один и тот же зал, благо иногда картину переносили, и тогда, как говорится пейзаж менялся. А как завидно было смотреть на эти счастливые приведения, которые могли летать по залам и шутить! Но все как в тумане, как во сне. Видела, но не понимала. А как граф меня в тело вашей матушки втиснул, так я все и вспомнила, и все прочувствовала. И благодаря этому обнаружила такую возможность, удрать с портрета, а когда меня на него снова насильно вернули я и загоревала. Все не могла понять, как мне сделать это самой. Тут вы Батюшка и помогли. Спасибо.
– Но каким образом мы с вами общаемся?
Да таким батюшка. Я ведь в своей жизни много науками занималась, и представление о строении пространства имею. Мы же с вами сейчас люди одного мира, поэтому и понимаем друг друга. Войди сюда граф, не знаю, поймем ли мы его речь. Ведь и матушка ваша и он, трехмерные.
– Подождите, так я могу и своих с картины вытащить, – воскликнул Пьер.
– Можете батюшка, можете, – махнула Екатерина рукой.
Пьер подлетел к картине и протянул свою руку к одной даме, а вторую к другой. Он потянул прилипшие к нему пушинки их рук и постепенно увидел, как он легким прозрачным облачком отделились от нее.
– Спасибо тебе, мой дорогой, спасибо, запричитали они, с ужасом оглядываясь на картину, на которой теперь красовались только Алекс и Лорен. А то уж мы как задыхаться начали. Так неприятно, когда все понимаешь, а сделать ничего не можешь!
– Я рад, что вытащил вас, и мы снова вместе. Но это полдела! Не пугайтесь, но пока у нас нет наших тел мы простые приведения! – воскликнул Пьер.
– А где Мадлен? – воскликнули дамы, оглядев себя и остальных. Ее ты вытащил с картины?
– С ней все в порядке. Она, как сказала мне императрица, в своей комнате. И осталась тем, кем была.
– Какая еще императрица? – удивились дамы.
– Знакомьтесь, Екатерина великая, русская царица, – сказал Пьер, представляя Екатерину.
– О! – воскликнули дамы, плавно спустившись вниз, – настоящая царица! А понятно, вы с того портрета, он тоже пуст. Алекс не врал. Мы стали на место нарисованных фигур, а они вошли в наши тела. Чудеса!
– Чудеса то чудеса, но что с нами будет дальше. Вся веселая компания ушла, и если вы слышали, Алекс пообещал вернуться через неделю.
– Так пойдем скорей к Мадлен! – воскликнули дамы.
– А если она нас не увидит, ведь она, как и раньше человек, а мы, лишь часть его. Бесплотные существа. Она еще и помрет со страху, увидев нас над ее кроватью. Я не знаю, стоит ли это делать, – неуверенно сказал Пьер.
– Но мы же не можем все время быть в таком состоянии. Я хочу в свое тело! – воскликнули они разом.
– А кто не хочет? – спросила их императрица. – Хотя мое уже истлело, с тоской в голосе сказала она, – и теперь я могу быть только духом с картины. Но, и то хлеб! Это лучше, чем столетиями стоять в одной позе, ничего не делая. А к тому же, граф обещал мне повторение воплощения, если я раскаюсь в том, что в свое время осмеяла его. Но сколько ждать…. А давайте к Мадлен проникну я. Она только что была мною, и возможно не так испугается. Примет это за сон, – предложила Екатерина.
– Так мосье Алекс граф? – спросила Мишель.
– Ну конечно! Это же граф Алессандро Калиостро! Мне– то он был знаком прекрасно! – воскликнула Екатерина. И я его узнала сразу, хоть и долго не видела.
– Калиостро?! Так вот почему он так много о нем говорил. Понятно! – проговорил Пьер. Хорошо, мадам Екатерина, идите, только действуйте осторожнее, – попросил Пьер. Не очень пугайте Мадлен. Второго трупа нам не надо!
– Вы не очень вежливы, – грустно сказала Екатерина. В моем положении и вы со временем, будете, так что не нужно оскорблений. Это моя беда и такая же ваша в будущем. Все туда придем! А потом, у вас ведь нет выхода. Если я смогу с ней поговорить, то мы сможем, при помощи нее заманить всех сюда, а дальше уж вы постарайтесь. Тело то ваше, и вас оно примет гораздо проще и охотнее, чем души с картин.
– Но каков ваш план?
– Я батюшка мой слишком долго жила во дворцах не в пример вам, и как делались интриги, много слышала, и прочувствовала на самой себе. Так что слушайте.
Мадлен спустится в парк и присоединится к прогуливающимся парам. Она сделает вид, что ничего не понимает, и скажет, что в гостиной c картин исчезли все изображения. Граф забеспокоится, вернется, с ним и все остальные, ведь для них это тоже имеет интерес, ведь картины, это пока что их образ существования. Они удивятся, расстроятся, заволнуются! Тут вы и попытайтесь выгнать их из своих вместилищ. Или уговорите графа, если не получится вернуть себе прежний вид без его помощи, что конечно более вероятно. Наобещайте кучу, напритворяйтесь, разжалобите, наврите в конце – концов.
– Легко сказать, напритворяйтесь! – возразила Мишель. И что соврать, и как разжалобить? Постойте. Если задуматься, то вечно они в нашем теле быть не смогут. Как они жить то будут? Долго притворяться нами они не смогут. Значит, все скоро кончится. А тогда, не побыть ли нам в этом виде еще некоторое время? – пошутила Мишель.
– Ты как хочешь, я не могу ждать ни секунды, у меня все внутри щекочет, не хочу быть приведением. Я хочу в свое тело. Я боюсь потерять его, – завопила Полет.
– Если бы не страх остаться здесь навсегда, я бы полетала еще, – сказала Мишель. А потом интересно сможем мы кого-нибудь напугать. Ведь мы приведения. Я бы поиздевалась над мадам администратором, – захохотала Мишель, и звуки ее смеха раздались эхом по залу.
