Жюль Верн - Найденыш с погибшей «Цинтии»
Но когда доктор Швариенкрона повторял, что считает его ирландцем, у Эрика сжималось сердце. Неужели из всех кельтских народов судьбе угодно было связать его с самым угнетённым? Если бы только это было доказано, он, конечно, полюбил бы свою несчастную родину не меньше, чем самые великие и прославленные страны[38]. Но ведь доказательство отсутствовало! Почему бы ему тогда не предположить, что он, например, француз? Ведь и во Франции тоже были кельты!.. О такой родине можно только мечтать! Это страна с великими традициями, трагической историей, великими идеями, обогатившими мир!.. О, как горячо он любил бы её и с какой безграничной преданностью служил бы ей! Какое счастье быть сыном такой родины! Эрик восхищался её славным прошлым, её литературой и искусством. Но увы! Об этом можно было только мечтать… Он был убеждён, что никогда не узнает тайну своего происхождения. Ведь все самые тщательные поиски до сих пор ни к чему не привели!
И всё-таки Эрику казалось, что если бы он сам попытался выяснить эту тайну, проверить немногие известные факты, побывать во всех местах, упомянутых в документах, то ему, возможно, и удалось бы открыть что-нибудь новое и напасть на верный след. Неужели он не добился бы никаких результатов, если бы внёс в это дело всю свою настойчивость и силу воли?
Мысли, владевшие Эриком, повлияли на все его занятия, придав им, помимо его воли, иное направление. Он начал особенно прилежно изучать космографию[39], географию, навигацию, всё, что входит в программу мореходных школ, как будто уже заранее было решено, что ему придётся путешествовать.
«Наступит день, — думал он про себя, — когда я выдержу экзамен на капитана дальнего плавания и в состоянии буду на собственный счёт отправиться в Нью-Йорк, чтобы возобновить расследование фактов, касающихся „Цинтии“.
Эрик не мог, естественно, удержаться от разговоров на эту тему и не сообщить окружающим со свойственной ему искренностью о своих будущих планах.
Доктор Швариенкрона, Бредежор и профессор Гохштедт настолько прониклись этой идеей, что стали считать её своей собственной. Если вначале тайна происхождения мальчика казалась им лишь интересной проблемой, то сейчас она завладела всеми их помыслами. Видя, как сильно переживает Эрик, искренне любя его и понимая, какое это может иметь для него значение, они решили сделать все возможное для выяснения истины.
И, таким образом, в один прекрасный вечер родилась идея совершить совместную поездку на каникулы в Нью-Йорк и попробовать отыскать на месте какие-нибудь новые факты.
Кому первому пришла в голову эта мысль? Вопрос так и остался открытым и долгое время служил предметом спора доктора и Бредежора: каждый из них приписывал себе приоритет[40]. Скорее всего, идея путешествия возникла у обоих одновременно. Она как бы витала в воздухе, благодаря Эрику, постоянно заводившему речь о своих будущих намерениях. Как бы то ни было, его мечта воплотилась в жизнь, и в сентябре следующего года трое друзей прибыли вместе с Эриком в Христианию и сели на пароход, отплывающий в Соединённые Штаты.
Высадившись спустя десять дней в Нью-Йорке, они немедленно вступили в переговоры с конторой «Джереми Смит, Уокер и Кo », откуда были получены первые сведения.
С этой минуты вступил в действие новый фактор, значения которого никто раньше и не подозревал, — неиссякаемая энергия самого Эрика. В Нью-Йорке и Соединённых Штатах, в этой новой и необычной для него обстановке, он старался замечать только то, что так или иначе могло его приблизить к предмету поисков. С самого раннего утра он отправлялся в порт, бродил по набережным, осматривал стоящие на рейде суда, без устали выискивая и собирая самые незначительные, на первый взгляд, сведения.
— Не известно ли вам что-либо о Компании канадских судовладельцев? Не укажете ли вы мне какого-нибудь офицера, пассажира или матроса, плававшего на «Цинтии»? — спрашивал он повсюду.
Благодаря прекрасному знанию английского языка этот приветливый серьёзный юноша, так хорошо понимающий все тонкости морского дела, везде встречал доброжелательный приём. Ему то и дело указывали на бывших офицеров, матросов и служащих Компании канадских судовладельцев. Иногда ему удавалось их найти, порою следы терялись. Но никто ему не мог ничего сообщить о последнем рейсе «Цинтии». Ушло около двух недель на беспрерывные хождения и упорные поиски, пока, наконец, Эрику не посчастливилось получить справку, резко выделявшуюся по своей достоверности из массы неясных, часто противоречивых сведений, которыми он располагал до сих пор. Действительно, трудно было переоценить значение этого показания.
Выяснилось, что некий матрос, по имени Патрик О'Доноган, уцелел после гибели «Цинтии» и с тех пор не раз бывал в Нью-Йорке. Утверждали, что Патрик О'Доноган во время последнего рейса «Цинтии» находился на борту в качестве младшего матроса. Он прислуживал капитану и, судя по всему, должен был знать пассажиров первого класса обычно столующихся в кают-компании[41]. Ведь ребёнок, привязанный к спасательному кругу, несомненно относился к пассажирам первого класса. Об этом говорили все его вещи, такие изящные и богатые. А потому самым важным и не терпящим отлагательства делом и было сейчас отыскать Патрика О'Доногана!
Доктор и Бредежор пришли к этому решению, когда Эрик поделился с ними своей новостью, вернувшись к обеду в гостиницу на Пятой авеню. Впрочем, почти тотчас же беседа отклонилась в сторону, так как доктор постарался извлечь из сообщения Эрика новое подтверждение своей излюбленной теории.
— Если можно считать какое-нибудь имя ирландским, то это, несомненно, имя Патрика О'Доногана! Ведь недаром же я говорил, что судьба Эрика связана с Ирландией!
— Пока что я этого не усматриваю, — возразил ему, улыбаясь, Бредежор. — Ирландский матрос на борту?! Ну и что же! Гораздо труднее, мне кажется, найти американское судно, где не было бы среди экипажа ни одного выходца с Зелёного Эйре[42].
Теперь было о чём поспорить в ближайшие два — три часа, и друзья, разумеется, не упустили такой возможности. Что же до Эрика, то он сосредоточил с этого часа все свои усилия на достижении одной цели: найти во что бы то ни стало Патрика О'Доногана.
Хотя ему это и не удалось, но настойчивые поиски и расспросы помогли ему, в конце концов, встретить на Гудзоновской набережной одного матроса, который не только лично знал О'Доногана, но и сумел сообщить о нем кое-какие подробности.
Патрик О'Доноган был действительно ирландцем, родом из Иннишгорна в графстве Корк. Судя по описанию, это был человек лет тридцати трех — тридцати пяти, среднего роста, рыжеволосый, черноглазый, с расплющенным после какого-то несчастного случая носом.
