Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика)
— Милостивый государь, — обратился я к капитану, — я вам очень благодарен за разрешение пользоваться вашей библиотекой; в ней встречаются сокровища науки, и я ими воспользуюсь.
— Этот зал не только библиотека, — сказал капитан Немо, — он в то же время и курительная комната.
— Курительная! — воскликнул я. — Разве на вашем корабле курят?
— Без сомнения!
— В таком случае я должен предположить, что вы сохранили сношения с Гаваной?
— Никаких, — ответил капитан. — Выкурите эту сигару, господин Аронакс, и хотя она не из Гаваны, тем не менее вы останетесь ею очень довольны, если вы знаток.
Я принял предложенную мне сигару, которая по своей форме напоминала лучшие сорта гаванских и которая казалась скрученной из золотых листьев. Я зажег ее от маленького светильника, возвышавшегося на бронзовом пьедестале, и стал вдыхать клубы дыма со страстью знатока, не курившего в течение двух дней.
— Это восхитительно, — сказал я, — но это не табак.
— Нет, — ответил капитан, — это не гаванский и не восточный табак. Это вид водоросли, содержащей в себе никотин, и я должен заметить, что море весьма скупо доставляет эту водоросль. Не сожалеете о ваших гаванских сигарах?
— С этого дня я их презираю.
— Тогда курите сколько угодно, не обращая внимания на их происхождение. От того, что они не прошли через таможню, я полагаю, они не стали хуже.
— Напротив.
В эту минуту капитан Немо открыл дверь против той, через которую мы вошли в библиотеку, и я вступил в огромный, залитый светом зал.
Этот зал имел вид четырехугольника с закругленными углами; он имел в длину десять метров, в ширину — шесть и в высоту — пять. Светящийся потолок, украшенный арабесками, ярко, но и мягко освещал все чудеса, собранные в этом музее. Это был действительно музей, и искусная рука его владельца расположила все собранные им сокровища природы и искусства в том живописном порядке, какой мы встречаем в студии истинного художника.
До тридцати картин лучших мастеров в рамах одинакового вида, отделяемые зеркальными панно, украшали стены, роскошно драпированные в выдержанном стиле.
Старые мастера всех школ живописи были представлены в следующих своих произведениях: одна из Мадонн Рафаэля, «Дева» Леонардо да Винчи, «Нимфа» Корреджо, «Женщина» Тициана, картина Веронезе, «Успение» Мурильо, портрет работы Гольбейна, «Монах» Веласкеса, «Мученик» Рибейры, «Месса» Рубенса, два фламандских пейзажа Тенирса, три небольшого размера этюда Герарда Доу, Местю и Поля Потера, два рисунка Жерико и Прудона, несколько марин Бекюйзена и Берне. Из произведений современных художников оказались картины, подписанные Делакруа, Энгром, Декампом, Труайоном, Мессонье и прочими. В этом великолепном музее собраны были и художественные произведения скульптуры из мрамора, а также отливы с чеканкой из бронзы и лучших образцов древних статуй на пьедесталах не менее художественной работы. Изумление, восторг, предсказанные капитаном «Наутилуса», уже стали овладевать мною.
— Господин профессор, — обратился ко мне этот удивительный человек, — вы меня извините, что я вас так просто принимаю, и за тот беспорядок, какой царит в этом салоне.
— Милостивый государь, — отвечал я, — я, не зная, кто вы такой, узнаю в вас артиста.
— Это слишком; я не более чем любитель, милостивый государь. Было время, когда я любил собирать лучшие произведения, созданные рукой человека. Я жадно их разыскивал, рылся неутомимо, и мне удалось приобрести несколько предметов высокой ценности — это мои последние воспоминания о той земле, которая для меня уже не существует. В моих глазах ваши современные художники стали уже древними; меня от них отделяют уже тысячелетия, и в моем уме они смешались с древними художниками. Великие художники для меня вне исторических лет или не принадлежат никакому веку.
— А эти музыканты, — спросил я, указывая на партитуры Вебера, Россини, Моцарта, Бетховена, Мейербера, Герольда, Вагнера, Обера, Гуно и множество других, лежавших на большом пианино-органе, помещавшемся в салоне.
— Эти музыканты, — ответил капитан Немо, — все современники Орфея, так как их место в хронологии исчезает в памяти мертвых. Я мертвец, господин профессор, такой же мертвец, как кто-либо из ваших друзей, который покоится зарытым в земле на шестифутовой глубине.
Капитан Немо замолчал и, по-видимому, погрузился в глубокую думу. Я смотрел на него с живым участием, вглядываясь внимательно в его лицо. Облокотившись на угол драгоценного мозаичного стола, Немо забыл о моем присутствии и, казалось, более меня не замечал.
Я не решился прерывать его размышления и продолжал осматривать редкости, которыми так богат был салон.
После предметов искусства видное место занимали удивительные творения природы. Они по преимуществу заключались в растениях, раковинах и прочих достояниях океана, вероятно найденных лично капитаном Немо. Посреди салона был освещенный электрическим светом фонтан, которому бассейном служила раковина. Эта раковина, бывшая жилищем самого крупного животного из безголовых моллюсков, с вырезанными красивым фестоном краями, имела в окружности до шести метров, следовательно, она превосходила своей величиной те красивые раковины, которые были поднесены Франциску I Венецией и которые церковь Святого Сульииция обратила в две гигантские кропильницы.
Вокруг бассейна в элегантных витринах с медной арматурой помещались расположенные по классам и с этикетками драгоценнейшие произведения моря, которых никогда не приходилось видеть натуралисту. Можно себе представить мою радость как профессора естественных наук!
Отдел зоофитов представлял замечательные экземпляры в двух группах: полипов и иглокожих. В первой группе предстали органчиковые и горгониевые восьмилучевые кораллы, имеющие вид веера, сирийские губки, молуккские кораллы, серии мадрепор, которых мой учитель Мильн Эдвардс так удачно распределил на секции и в числе которых я встретил восхитительные вееролистники, глазчатки с острова Бурбона, Нептунову колесницу с Антильских островов, необыкновенные разновидности кораллов, наконец, все виды полипов, поражающих своим сцеплением, целые острова, которые со временем станут континентами. В коллекции иглокожих, замечательных своей колючей оболочкой, встречались самые оригинальные представители астерий, морских звезд, волосатиков, пантакрин, морских ежей, кубышек и прочих.
Я увидел еще другие витрины, в которых размещались по классам представители из отряда моллюсков. Я встретил здесь неоценимую коллекцию и только за недостатком времени не мог составить ее описания.
