Вокруг Света - Вокруг Света 2006 №02
Наконец кое-как разобрались: свободные помещения нашлись, и мы успели немного пройтись перед сном. Навстречу снова попался Стив. Он уже оправился от потрясения и даже, не снимая с лица широкой заокеанской улыбки, решил сострить: «Все о"кей, я понимаю, это — Испания. Mucha fiesta, потом mistake!»
Фиеста, как удалось узнать на следующий день, действительно имела место — так называемые Дни Саламанки, длившиеся всю неделю, достигли к пятнице апогея. Центральная площадь — по утверждению местных жителей — «самая красивая в Испании», кипела и бурлила. Проскакал на лошади ряженый Дон Кихот, за ним протрусил Санчо на осле. Чуть поодаль разыгрывался интерактивный спектакль для самых маленьких. Монашки пили кока-колу на открытых террасах, а беспечные молодые люди щеголяли в линялых джинсах. Почувствовав привычный «вкус Иберии», я успокоилась и воодушевилась.
К последним праздничным выходным в город стекался разнообразный народ: туристы, привлеченные «typical Spanish fiesta», студенты всех «мастей» и факультетов, ловящие последнюю возможность повалять дурака перед началом учебного года, саламанкцы, которых жизнь раскидала по стране и континенту. Спешили к родным пенатам и мои старые знакомые, Альберто и Алисия, которые обещали ввести нас с Андреем «в курс» Саламанки.
Пока же их не было, мы рассеянно бродили по улицам древнего города, то и дело натыкаясь на «университетский след».
По-южному жадные до общения прохожие охотно давали пространные разъяснения по любому поводу. Красные «тексты», которыми испещрены стены многих зданий? Это «виторы» (от латинского «victor» — победитель). С их помощью на протяжении столетий велась хроника университета. «Граффити» оповещали о разных торжественных событиях, вроде присвоения докторской степени или получения кафедры.
Почему они именно красные? В Средние века по таким случаям устраивали корриду и кровью убитого быка, смешанной с оливковым маслом и перцем, фиксировали: кто чем отличился. Причем старались делать это поблизости от самого места подвига.
Скажем, в старом кафедральном соборе святой отец сводил нас в придел Святой Варвары и, взгромоздившись на деревянное кресло прямо перед надгробием одного из епископов, экспансивно, в лицах изобразил процедуру экзамена на степень лиценциата (что-то вроде нашего кандидата наук), принятую в XVI веке.
«Соискатель проводил здесь всю ночь перед испытанием — в молитвах и занятиях. Наутро отвечал комиссии, и если все проходило успешно, то виторы о нем оставлялись тоже прямо на кладке собора — только снаружи, конечно. Кстати, вы уже видели Лягушку?»
Лягушка — «аттракцион», действующий опять-таки с начала XVI столетия. Вот уже полтысячелетия каждый, кто приезжает в Саламанку, должен остановиться перед фасадом основного университетского здания и на «завитках» эффектного орнамента в стиле платереско, среди причудливых растений и фантастических фигур отыскать маленькое зеленое земноводное. Никакого розыгрыша — оно там действительно есть. Мне даже подсказали, что неизвестный автор, большой шутник, «посадил» маленького лягушонка на один из черепов, коих в каменном узоре множество.
Считается, что только наблюдательный человек, который сможет самостоятельно отыскать лягушку среди резных изгибов золотистого кастильского песчаника, достоин вступить в студенческое сообщество достославной Саламанки.
Корреспондент «Вокруг света», как ни глазела, оказалась «недостойной». Было уже темно, к тому же меня отвлекало щебетание каких-то юных барышень, одетых в национальные костюмы и резвившихся тут же, на ступенях лестницы. «Извините, — проговорила в конце концов я, раздраженная своей «слепотой», — это какая-то инсценировка? Готовитесь что-то танцевать или петь?» — «Да нет, мы иногда так одеваемся по праздникам. Просто так», — отрезали гордые красавицы и, отвернувшись, продолжали форсить.
Попробуйте, скажем, 8 марта «просто так» выйти на московскую Тверскую улицу в сарафане и кокошнике. Иное дело — Саламанка. Мы находимся в замкнутом пространстве культурного мифа: пронизанный тонкой паутиной традиций Университет, к которому прилагается Город, — именно так, а не наоборот. Во время учебного года из 180 тысяч жителей почти треть составляют студенты. Спросите на улице любого прохожего не старше тридцати пяти, «местный» ли он, и в большинстве случаев вам ответят: «Почти, я здесь учусь».
В этом мире уместно все, что соответствует «игровым», площадным законам (отсюда и легкость, с какой здесь носят средневековые одежды). Крошечная «независимая» страна, «Средиземье» старинного духа служит идеальным местом обитания для столь же мифологизированной, «театральной» фигуры испанского студента. Во всякий момент из-за угла может появиться любимый герой народной литературы XVI—XVII веков — веселый школяр-авантюрист, лиценциат Видриера. Рожденный фантазией Сервантеса в Саламанке, он бравирует бедностью, носит дырявые плащи и ветхие шляпы, смущает горожанок, затевает дуэли и обыкновенные драки с поножовщиной…
Могу побиться об заклад, что через час прогулки я бы его встретила, но тут приехали Альберто с Алисией и увели меня в праздничную палатку (всего таких, как сообщал плакат, разбито в городе пятьдесят три) — пить вино и закусывать тапами. Это такие пресные «печеньица», начиненные яйцами, маслинами, фаршем — чем угодно. Очень вкусно, к тому же целая порция вместе с бокалом красного стоит 1 евро. Я сбилась со счета на четырнадцатой-пятнадцатой и проявила вопиющее легкомыслие, не приняв во внимание, что Альберто настаивал еще и на дегустации мясного пирога орнасо. Мне ведь известно, что такое испанская настойчивость. Тем более что речь шла о гастрономической «визитной карточке» Саламанки и ее университета, которую к тому же как на грех прекрасно изготовляет мама моего приятеля, жительница деревни с немудрящим названием Монтеррубио-де-ла-Армунья. Расположена она в самом центре плоской, как блин, окрестной равнины Чарро.
Земли Чарро свободны от сельскохозяйственных культур. На нетронутых полях, поросших почтенными средиземноморскими дубравами, пасутся черные иберийские свиньи и быки. Селяне провинции Саламанка испокон веков только тем и занимаются, что поставляют «сырье» и для национального «хлеба», и для зрелищ: из свинины делают хамон, рогатых исполинов растят для корриды.
А орнасо пекут для себя, «для души» — опять-таки в соответствии с памятной традицией.
Отступление I
Дело было так: юный, но уже в высшей степени набожный инфант, будущий король Филипп II, 12 ноября 1543 года торжественно въехал в Саламанку, чтобы обручиться в местном соборе с принцессой Марией Португальской. При этом шестнадцатилетнего принца так потрясло «истинное лицо» города — разврат и пьянство среди студентов, преподавателей и даже священников, огромное количество таверн и борделей, — что первым делом он распорядился хотя бы на время поста удалять из города девиц легкого поведения. С того самого времени в первый понедельник после Пасхи истомленные воздержанием студенты выходили за городские стены, переплывали на лодках реку Тормес и приглашали проституток назад. Возвращение плотской любви в обитель науки, естественно, сопровождалось шумными пирушками с обильными возлияниями и скоромной пищей, теми самыми орнасо, которыми «влюбленные на час» запасались загодя (запеченное мясо хранится дольше).
