Владимир Санин - Вокруг света за погодой
До сих пор Вилли ускользал от бесед на ученые темы; то подсовывал мне полупудовые монографии, то ловко трактовал мой вопрос таким образом, что я выслушивал очередную историю о Фишкине или о преимуществах Одессы над другими городами мира. На этот раз, однако, Вилли не выкрутился. В свободные от других мероприятий вечера я проводил в столовой команды беседы о литературе, международных делах и разных прочих вещах, и некоторые мои высказывания показались ему спорными. И когда он потребовал от меня доказательств и разъяснений, я предложил честную сделку: «Ты рассказываешь мне, я — тебе». Вилли сразу поскучнел и забормотал было, что ему очень, очень некогда, но я покивал головой и с холодной беспощадностью повторил: «Ты — мне, я — тебе. Некогда — подождем». Схваченный за горло, Вилли сдался и экспромтом прочитал нижеприведенную лекцию.
— Если ты человек наблюдательный, — начал Вилли, — то, задирая голову, наверное, замечал, что в дневное время по небу прогуливается Солнце. Помнишь, такое круглое, бело-желтое и яркое, как электрическая лампа? По твоему лицу вижу, что помнишь. Так вот, Солнце снабжает Землю лучистой энергией, и мы попробуем проследить путь его луча от внешней границы атмосферы до морских глубин.
Ухватим, так сказать, этот луч за хвост…
Далее я узнал, что каждую минуту один квадратный сантиметр внешней атмосферы совершенно безвозмездно получает от Солнца две малых калории тепла. Это очень много, куда больше, чем нам с вами надо, даже с учетом мирового энергетического кризиса. Проходя через атмосферу, где имеются водяные пары, азот и всякая прочая ерунда,[5] солнечная радиация поглощается и рассеивается; кроме того, здоровый куш отхватывают и разного рода облака. В результате к поверхности планеты тепла приходит примерно столько, сколько Земля заказывала: процентов 40–50 радиации, а зимой и того меньше.
В данном случае нас интересует только поверхность Мирового океана. Она частично поглощает лучи, а частично отражает. Отношение отраженной радиации ко всей приходящей называется «альбедо» — Вилли по буквам продиктовал это слово и взял с меня клятву, что я запомню его на всю жизнь.
Океан обладает такой особенностью: все приходящее от Солнца тепло поглощается лишь тонким верхним слоем воды. И если бы Мировой океан был абсолютно спокойным, без всяких волнений, штормов и течений, этот верхний слой буквально бы кипел! Представляете? Опустевшие пляжи, вареная рыба, колоссальные убытки. Вот от какой напасти избавляют нас шторма. Так что, стараясь на практике подальше уносить от них ноги, будем, как того требует справедливость, отныне их благословлять.
Впрочем, море не ждет милостей от природы — мало ли когда она решит напустить на него благословенную бурю! — а само принимает меры к охлаждению верхнего слоя: в год испаряется примерно один метр Мирового океана, и при этом в атмосферу уходит огромное количество тепла. Кроме того, происходит перемешивание верхних и нижних слоев — как в ванне, когда вы открываете оба крана и энергично разгоняете воду ногой. С той лишь разницей, что в океане роль ноги выполняют течения, приливы и уже полюбившиеся нам шторма.
И потому вода в океане обычно не нагревается выше тридцати градусов — в такой воде, например, я купался в незабываемый день встречи с акулой. Единственное исключение — Персидский залив да еще Красное море, где температура воды достигает тридцати пяти градусов.
Около десяти лет назад мне довелось там побывать, и с той поры по Красному морю я не скучаю. Более кошмарной жарищи да и такой чудовищной влажности воздуха я в жизни не переносил. Даже ко всему привычные акулы в Красном море томные, как одалиски после турецкой бани, а о людях и говорить нечего: проторчишь полчаса на палубе — и тебя можно выкручивать, как вынутое из горячей воды белье.
— Кстати, о течениях, — Вилли торжественно поднял кверху палец. — Как раз сейчас мы находимся над совершенно уникальным, парадоксальным течением Кромвелла. Экваториальные, или пассатные, течения, как ты, безусловно, знаешь, идут… в каком направлении?
— В установленном, — ответил я. — Куда приказано, туда и идут.
— Правильно, с востока на запад. Значит, течение Кромвелла идет…
— … с запада на восток, — подсказал я. — Сызмальства знал.
— Значит, ты был вундеркиндом, — с уважением произнес Вилли. — Дело в том, что Кромвелл открыл свое течение уже тогда, когда ты потерял значительную часть своей шевелюры — лет двадцать назад. Проходит оно на глубине ста метров, и одна из наших задач — прощупать его как можно лучше.
Затем Вилли рассказал о другом подводном феномене, который тоже входит в сферу его интересов. Между теплым верхним слоем воды и слабо перемешанным нижним на определенных глубинах можно провести четкую границу, которая называется «слой скачка». Разница плотностей на верхней и нижней границах этого слоя столь значительна, что на нем может недвижно лежать подводная лодка. Во время войны нередко бывало, что засеченные эсминцами подлодки выключали двигатели и молча отлеживались в «слое скачка». Изучение этого слоя очень интересует рыбаков: он насыщен кислородом и планктоном, и потому косяки рыб любят заходить туда на обед.
Таковы некоторые сведения о штормах и течениях, которые мне удалось выжать из Вилли. Сознаю, что их недостаточно, чтобы сделать из читателя высококвалифицированного океанолога, но уверен, что ваш кругозор стал значительно шире. Теперь вы можете запросто щегольнуть в разговоре такими словечками, как «альбедо», «течение Кромвелла», «слой скачка» — разве этого мало?
— А сейчас, — закончив свою лекцию, с облегчением сказал Вилли, — докладывай, почему ты считаешь, что Достоевский…
Здесь я избавлю читателя от описания нашего долгого спора и рекомендую сэкономленное время потратить на чтение «Братьев Карамазовых». Не пожалеете.
Панамский канал
Ночью произошло важное событие: «Академик Королев» взял курс на северо-восток. Прощай, экватор! Десять тысяч миль прошли мы по твоей ниточке, разделяющей полушария Земли; ты был к нам благосклонен, избаловал штилем и безоблачным небом, и мы будем вспоминать тебя тихим, добрым словом. Прощай и ты, хрупкая мечта о Галапагосских островах! До последней минуты, надеясь на чудо, лелеял я тебя, но теперь уже точно знаю, что не увижу ни милых моему сердцу пингвинов, ни десятипудовых черепах, ни ящериц игуан.
Один слабый, еле заметный поворот руля — и мы очутились в северном полушарии. И почти сразу же на нас обрушился лютый холод: температура воздуха понизилась до двадцати пяти градусов выше нуля. С таким холодом шутки плохи — пришлось надевать брюки и рубашки с длинными рукавами.
