Жюль Верн - Завещание чудака
Ничего другого не оставалось, как ждать первого метания игральных костей, результат которого должен был быть объявлен 30 апреля в зале Аудиториума.
С того дня, о котором идет речь, а именно с 25 апреля, до назначенного срока оставалась ровно неделя. Что же касается приготовлений к отъезду, то времени на них с избытком должно было хватить не только командору Уррикану, который отправлялся шестым по счету, но также и четырем другим — Герману Титбюри, Гарри Кембэлу, Тому Краббу и Лисси Вэг, ехавшим значительно раньше его.
Как это ни странно, но менее всех озабоченным предстоящим путешествием оказался тот, кому по жребию надлежало отправиться в путь первому. Живя в мире фантазий, Макс Реаль, казалось, совсем об этом не думал, и всякий раз, когда миссис Реаль, покинувшая свой родной Квебек и поселившаяся с сыном в доме по улице Холстед-стрит, ему об этом напоминала, он отвечал:
— У меня впереди еще много времени!
— Да нет!.. Совсем не так уж много, дитя мое.
— Но, мама, для чего мне, в сущности, бросаться в эту дикую авантюру?
— Как, Макс, ты не хочешь испытать своего счастья?
— Счастья сделаться большим миллионером?
— Ну, разумеется, — отвечала симпатичная дама, мечтавшая о том, о чем мечтают матери для своих сыновей. — Во всяком случае, подготовляться к путешествию тебе уже пора.
— Завтра, дорогая мама, послезавтра… или, лучше, накануне отъезда.
— Скажи мне, по крайней мере, что ты думаешь с собой взять?
— Мои кисти, ящик с красками, холст… все это в мешок, на спину, как солдат.
— Но имей в виду, что ты можешь быть отослан в самые отдаленные пункты Америки.
— На окраину Соединенных штатов — самое большее, — возражал молодой человек. — Я удовольствовался бы одним чемоданом, чтобы совершить даже кругосветное путешествие.
Другого ответа нельзя было от него добиться, и он возвращался в свою мастерскую. Но, миссис Реаль ни за что не хотела позволить ему пропустить такой редкий случай нажить себе, состояние.
Что касается Лисси Вэг, то у нее времени на сборы было очень много, так как ей надо было ехать через десять дней после Макса Реаля. Это очень огорчало нетерпеливую Джовиту Фолей.
— Какое несчастье, моя Лисси, — говорила она, — что ты получила только пятый номер!
— Успокойся, моя дорогая, — отвечала молодая девушка. — Этот номер так же хорош, как и все другие. Или, лучше сказать, так же плох.
— Не говори так, Лисси! И никогда не думай так. Это принесет нам несчастье.
— Подождем, Джовита. Взгляни на меня. Неужели ты серьезно думаешь, что ты… выиграешь?
— Я в этом так же твердо уверена, моя дорогая, как в том что у меня еще целы все тридцать два зуба.
Вслед за этими словами раздался взрыв неудержимого смеха Лисси. и Джовита Фолей почувствовала сильное желание побить свою подругу.
Нечего говорить о том настроении, в каком находился командор Уррикан. Его жизнь точно остановилась. Он решил покинуть Чикаго через десять минут после того, как игральные кости объявят ему, куда надлежит отправляться. В пути он не остановится ни на один день, ни на час, даже если бы его отослали в самую глубину Иверглейдс, на полуостров Флорида.
Что же касается четы Титбюри, то она думала только о тех штрафах, которые ей придется платить, если им не повезет, особенно если придется застрять в «тюрьме» штата Миссури или в «колодце» штата Невада. Но кто знает? Может быть, им посчастливится избежать всех этих ужасных мест?
Чтобы с этим покончить, несколько слов о Томе Краббе.
Боксер продолжал обильно питаться шесть раз в день, нимало не заботясь о будущем, и надеялся, что этой хорошей привычке ему не придется изменять в течение всего путешествия. Любитель хорошо поесть, он, без сомнения, всегда найдет гостиницы, хорошо снабженные провизией, даже в самых скромных местечках. С ним будет Джон Мильнер, который, конечно, не дЪпустит, чтобы у него оказался в чем-нибудь недостаток. Без сомнения, это будет стоить больших денег, но зато — какая реклама для чемпиона Нового Света! Возможно, если случай будет им благоприятствовать, ему удастся организовать несколько боксерных сеансов, из которых знаменитый сокрушитель челюстей сумеет извлечь для себя и славу и материальную выгоду.
Нужно заметить, что агентства по приему пари открыли отделения в Чикаго и в других городах Союза и назначили специальные ставки на каждого из участников. Но само собой разумеется, что они не могли функционировать, пока партия еще не началась. И если нетерпение публики было очень интенсивно между 1 и 15 апреля — днем, в который было прочитано завещание, — то не меньшее нетерпение царило между 15 и 30 апреля — днем, когда впервые игральные кости должны были быть брошены на карту, составленную Вильямом Гиппербоном. Все те, которые привыкли держать пари на бегах, ждали часа, чтобы поставить на «шестерых», теперь уже «семерых», то есть на каждого из них или на всех вместе. Что же должно лечь в основу ставок? Тут не могли иметь значения — как это бывает для пари, которые держат на бегах — ни список ранее взятых призов, ни список знаменитых родоначальников, участвующих в бегах лошадей, ни те или другие гарантии, представленные тренировщиками. Тут можно было только взвешивать личные качества всех участвующих с точки зрения чисто моральных шансов.
Нужно, однако, признаться, что Макс Реаль вел себя так, что не мог вызвать к себе симпатий держателей пари. Дошло до того, что 29 апреля, за день до того, когда игральные кости должны были зафиксировать его путь, он ничего лучшего не нашел, как уехать из Чикаго! С ящиком красок и кистями за плечами он уехал из города в его окрестности!
Его мать, до крайности взволнованная, не могла сказать, когда он вернется. А если что-нибудь его случайно задержит и он не сможет явиться на следующий день в Чикаго, когда его будут там вызывать? Какое он доставит удовольствие шестому партнеру, который сделается благодаря этому пятым! Таким «пятым» оказался бы Годж Уррикан. Этот неприятный человек уже заранее радовался при мысли, что его очередь, таким образом, подвинется и у него останется вместо шести всего только пять конкурентов.
Настало 30 апреля, но никто еще не мог сказать, вернулся ли Макс Реаль из своей экскурсии и находится ли среди публики, наполнявшей зал Аудиториума.
В этот день ровно в полдень нотариус Торнброк в присутствии Джорджа Хиггинботама, окруженный членами Клуба Чудаков, на глазах всех присутствующих в зале твердой рукой потряс коробочкой с игральными костями и выбросил на карту две из них.
— Четыре и четыре! — крикнул он.
