Виктор Фомин - Океан. Выпуск седьмой
— Передайте на «Суру»: «Крен на правый борт двадцать пять градусов. Подходите к левому».
Шестнадцать ноль-ноль. «Сура» в нескольких кабельтовых. Зарывается тупой нос. Карабкается на волну пароход. Размахивают, как маятники, тонкие мачты. Трапы видны. Раскачиваются у средней надстройки. Черные фигурки бегают вдоль борта.
— Глеб Борисович, — повернул капитан голову к старпому. — Надеть всем нагрудники. Сначала прыгает команда. По одному на трап. Вы с боцманом следите за порядком.
Старпом за плечо тронул боцмана.
— Пошли, Танцура.
Они спустились на шлюпочную палубу. Надстройка закрывала от ветра, и показалось им, что стало тише и теплее. Но свист и грохот и здесь были слышны. Никуда не денешься от беды. Стянул боцман стеганку, протянул старпому.
— Оденься, Борисыч.
— А ты как?
— На мне два свитера. Дело знакомое. Оделся с вечера.
Только в стеганке почувствовал старпом Зорин, что замерз. Била дрожь, никак не прикурить сигарету. Выругался в сердцах. Протянул боцман свою сигарету.
— Спокойно, Борисыч. То ли еще бывает.
«Сура» приближалась. Зашел пароход под ветер, развернулся, нацелился тупым носом. Смотрел Зорин на «Суру» и не чувствовал уже холода. Понимал, чем рискует капитан «Суры». Поднимет на волне пароход, бросит на «Ладогу». Увеличится вдвое катастрофа. И шлюпки не спустишь в этой чертовой свистопляске!
Расставили людей. Постарше — на спардечную палубу, цепляться за трапы. Помоложе, покрепче — на шлюпочную. Пусть с борта на борт прыгают. Как только коснутся борта, так и прыгать!
Третий штурман Монич забрался на сигнальный мостик. Надвинул глубоко фуражку, прижал к груди портфель с документами. Согнулся, присел, как спринтер. Весь — напряжение и решимость. Хотел крикнуть ему старпом, чтобы спустился, но раздумал: молодой, сильный, прыгнет с мостика.
Голос капитана в мегафон:
— Внимание! Готовьсь!
Вниз к подошве волны ухнула «Ладога». А сверху на гребне нависла «Сура». Нос и середина на гребне, корма в воздухе. Слились в диск лопасти винта, брызги мечут. И кажется, что падает на голову пароход. Берет верх инстинкт самосохранения: пятятся боцман и старпом к рубке. Прикроет, может быть. Скрежет металла услышали. И дико вскрикнул кто-то. Совсем рядом ржавый борт «Суры». Ракушки, зеленая борода водорослей. Штормтрапы льдом покрылись, звенят. Люди к балясинам кинулись. Подсаживают. Плотник Саша Васильев по одной стренди, как на тренировке, взлетел. Тень над головой мелькнула. Подумал старпом: «Третий прыгнул. Молодец!»
Опять скрежет. Пронесся вперед ржавый борт. На гребень подняло «Суру». Бешеный диск оголенного винта под задранной кормой. Жарко старпому Зорину. Расстегнул стеганку, лоб ветру подставил. Проверить, сколько на палубе людей осталось. На главной палубе вместо трапа ледяной желоб. На боку съехал. Встреча стальных бортов — не нежный поцелуй: загнуло внутрь фальшборт у надстройки, глыбы льда в пыль раздавило. Сверкает металл, как наждаком чищен. Сгрудились люди у загнутого планшира, делают что-то.
Спешит старпом. Скользит, ушибается. Осколки льда — как скалы острые. Плещется вода по палубе, почему-то с розовой пеной. У загнутого фальшборта лежал матрос Костя Бронов. Самый молодой, салажонок. Он не стонал, а только шевелил губами. Широко раскрыл белые глаза. Без шапки. Расплывалось под головой красное пятно. Вспыхнул злостью старпом Зорин. Растерялись, растяпы! Крикнул сорванным голосом:
— Что столпились? Подымите его!
Угрюмо глянул боцман Танцура. Отвернулся.
— Не кричите! У него придавлены ноги!
И увидел старпом: нет ног у Кости, выше колен закрыл их планширом заваленный фальшборт.
Ударила волна, красный фонтан из-под планшира плеснул. Шевелил белыми губами Костя:
— Ребята, что с моими ногами? Ребята!
Принесли лом, навалились. Согнулся лом, как гвоздь. Ни на дюйм не сдвинулся согнутый планшир!
— Принести домкрат!
— Какой домкрат? Почти к палубе прижало фальшборт.
Стояли, молчали моряки. Захлестывали волны. Дубела одежда. И каждый чувствовал себя виноватым. В чем? В том, что не он лежит под фальшбортом, а товарищ? А старпому Зорину и много лет спустя казалось, что упустил он что-то, не так сделал.
Принесли чехол со шлюпки. Зачем? Так лучше будет. Костя уже не стонал. Море, белые волны, серое небо в стеклянном взгляде.
Поднялся на мостик старпом Зорин. Спросил глазами капитан:
— Все?
Отвернулся, не ответил Зорин. Лбом в переборку уперся, задрожали плечи. Впервые смерть на море увидел. Свою бы легче встретил.
«ТАК ДЕРЖАТЬ!»
Тепло в рулевой рубке «Суры». Теплый старый пароход. Все среднее окно закрыла спина начальника Демина. Растерялся старпом. Доложил начальнику, что вывешены штормтрапы.
— Четыре только вот нашли.
— Почему только четыре?
Жалуется старпом на отдел снабжения, смотрит на капитана, ищет поддержки. Не слушает начальник Демин. Как стал после отхода у окна, так и стоит. Только иней счищает со стекла да отогревает его дыханием.
Не заметил Володя Шатров, как прошла вахта. Тронул за плечо сменщик, шепнул:
— Сдавай руль.
Сдать руль в такой момент? Не затем он пришел на «Суру»! Начальник Демин вон сколько уже стоит!
— Разрешите остаться на руле?
Громко спросил. Кто ответит? Капитан со старпомом переглянулись. Шевельнулась спина перед глазами, бас начальника:
— Пусть штурман останется на руле. — Повернулся начальник к Володе. Пронзительные глаза из-под кустистых бровей. — Ваша фамилия Шатров? Слушайте внимательно. Будем подходить к левому борту полным ходом. Как коснемся, стоп! Потом лево на борт и полный ход. Сразу же! Поняли маневр, Шатров?
— Так точно, понял!
Все понял Володя. Представил себе: подойдет под острым углом судно. Стоп. Навалится бортом. Скрежещут борта, высекают искры. Повиснут на трапах моряки. Подхватят их, выдернут на палубу. И лево на борт, и полный вперед. Опять заход за теми, кто остался.
Какой легкий руль! Только мелькают точеные спицы старого штурвала из мореного дуба. Жарко стало. Скинул шапку, куртку расстегнул.
Решил начальник Демин окно опустить. Дергает за винты. Намертво зажаты.
— Открыть окно. Закупорились! Ялту устроили!
Подскочил старпом, нажал. Звонко треснуло стекло, опустилось. Ворвался морозный воздух. Шевельнул чуб у Володи, забрался за воротник.
Ничего не замечает штурман Володя Шатров. Только курсовую черту да спину начальника Демина.
— Старпом, к телеграфу. Стоять у реверса в машине!
Отошел от окна в сторону начальник.
— Полборта право. Одерживать! Так держать!
— Есть так держать!
Закачались в проеме окна белые мачты. Ледяные иглы на снастях.
— Грот-мачту видите? Чуть лево. На нее. Так держать! Так!
Режет глаза снежная пыль. Глаза из орбит к мачте тянутся. Шток на форштевне и мачта «Ладоги» — одна линия. А руки, руки… Сами кладут штурвал. Умные руки! Полборта право. Прямо руль. Оборот лево. Прямо. Глаза на мачте. Ледяной переплет вант. Как бревна штаги. Вот она, мачта! Ближе! Ближе!
— Так, так держать!
Какой высокий борт! Это от крена. Надстройка закрыла просвет. Шлюпка без чехла: Почему?
— Стоп машина!
И в этот момент навалился пароход, скрежет металла. Ледяные осколки, пыль, снежура! Ничего не видно Володе.
— Лево на борт! Полный вперед! — Руль на левом борту.
Сами руки положили. Раньше команды! Умные руки!
Опала ледяная пыль. Надстройка «Ладоги» пронеслась к корме. Исчез пароход. Видит только Володя черный шток на носу да белые буруны. Вздох на мостике.
— Молодец, Шатров. Идем на второй заход.
«НЕ КРИЧИ НА МЕНЯ, ВОЛОДЯ. НЕ ПОЙДУ БЕЗ ТЕБЯ»
Ветер стал тише. Пошел снег. С палубы его слизывали волны. А на мостике намело сугроб, заносило через окно рулевую рубку. Скрипел под ногами снег, нежный, мягкий. На мостике «Ладоги» оставались капитан, старпом, стармех и несколько матросов. Следили за «Сурой». Пароход приближался. Стармех, как всегда, был без шапки. Незаметен снег на шевелюре «деда». Посмотрел капитан на погасшую трубку, повертел ее в руках и бросил за борт.
— Всем спуститься на палубу! Старпому проверить каюты, проследить за порядком и прыгать на «Суру». Благодарю за службу, товарищи!
Голос капитана был ровный, но старпому Зорину показалось, что треснуло что-то внутри у капитана. Треснуло и вот-вот оборвется, как лопается перетянутая струна гитары.
Подошел «дед» к капитану. Глаза в глаза.
— А вы как?
— Выполняйте приказ!
— Воля ваша. Но я тоже остаюсь с вами. Все равно скоро помирать. Так лучше в море.
Лопнула струна. Закричал капитан:
