Андрей Остальский - Иностранец ее Величества
Лорду Ли, бывшему крупному профсоюзному деятелю (интересно, правда — где профсоюзы, а где лорды?) я помог организовать поездку на озеро Байкал, в которое тот совершенно влюбился. С лордом Робертом Скидельским, очень интересным человеком, имеющим русские корни, я многократно сиживал на всяких конференциях и семинарах. Общался и с лордом Тейлором Варвикским, но с ним связана отдельная, очень грустная история, речь об этом еще впереди.
Так вот, на сегодняшний день «настоящих», наследственных пэров в парламенте осталось только девяносто из семисот восьмидесяти шести (к моменту выхода книги эти цифры могли слегка измениться). Палата выбирает их из общего числа высшей знати путем тайного голосования.
О том, насколько такая система демократичнее и просто разумнее прежней, идут ожесточенные споры. Некоторые требуют перехода к целиком избираемой населением верхней палате, другие выступают за то, чтобы ее и вовсе ликвидировать — из соображений экономии. Третьи же говорят о том, что парадоксальным образом наследственные лорды были свободнее в своем голосовании, не зависели ни от правительства, ни от оппозиции, ни даже от капризов переменчивого общественного мнения, а только от своей совести, кодекса чести и здравого смысла. А потому очень жаль, что страна постепенно отказывается от этого многовекового института, утрачивая одновременно и важную часть своеобразия и самобытности.
Но свою — гигантскую — роль в истории Англии лорды, конечно, сыграли. Англия коренным образом отличается от большинства стран Европы тем, что никогда не отрекалась от своей аристократии. Страна много столетий развивалась эволюционным, а не революционным путем. Знать постепенно приспосабливалась к переменам, присоединяла к себе самых ярких людей из других общественных слоев, смешивалась с ними, обуржуазивалась, служила соблюдению баланса, сдерживала перемены, не давая им набрать слишком высокую скорость. При этом, так или иначе, именно аристократия задавала тон в моде, одежде, хороших манерах и общественной морали. А за ней уже подтягивались все остальные.
Сколь ни парадоксально это звучит, в стране, считающейся примером классового общества, где принадлежность к тому или иному классу особенно много значит, не было тех непреодолимых социальных барьеров, которые существовали в других европейских странах. В каком еще государстве Европы середины XIX века еврей, пусть и крещеный, мог стать премьер-министром, причем выдающимся, легендарным. Столпом консервативной части истеблишмента. А в Англии Дизраэли стал. Даже еще и фамилию такую сохранил вызывающую — да, из евреев мол, а что? Случаям, когда купцы еще в Средние века превращались в баронов, виконтов и графов, вообще несть числа (об одном из них, тесно связанном с Фолкстоном, расскажу вам позже). Сам Дизраэли получил титул графа Биконсфилда.
Всем известна знаменитая американская мечта — каждый может стать миллионером. Но более старинный английский вариант покруче будет — есть вероятность попасть во дворянство, а то и в лорды! Понятно, что, также как и в Америке, в реальность эта мечта воплощалась лишь в малой толике случаев. Неважно: главное, что теоретически такой шанс существовал. Отчасти потому и видимость классового деления была столь сильна и в какой-то мере сохраняется до сих пор. Англичанам такое устройство нравилось! А разве плохо, если каждый рядовой может мечтать о маршальском жезле, а каждый купчина — о мантии лорда, пусть даже не для себя, а для сына. Зачем же такую замечательную систему разрушать, ею очень даже можно гордиться. И заранее примерять на себя дворянское достоинство, подражать аристократии.
И не страшно, что получается поначалу не очень, даже пародийно; неважно, время поднатореть есть, а уж у сына — тем более.
Так родилась и распространилась идея джентльменства — дворянского кодекса поведения, принятого затем всем средним классом. А со временем уже и практически всем обществом.
Случалось мне встречать и деклассированные элементы, тоже «косившие» под джентльменов. Этаких подтянутых молодцов с испитыми лицами и в затертой до дыр одежде, не отказавшихся от утонченной вежливости и хороших манер. Выглядит смешно, даже нелепо, но разве это не великое дело, когда большая часть общества, вплоть до таких вот опустившихся бездомных, считает идеалом образ джентльмена и как может пытается ему соответствовать? Разве это не о многом говорит?
Попади в директора!
В школе Святой Энсвиты Фолкстонской — день открытых дверей, и ее узкие коридоры заполнены родителями и детьми. Во дворе школы — небольшая, тесная площадка для игр. Под невысокой деревянной горкой на четвереньках стоит женщина лет сорока пяти, одетая в невообразимую, грязно-желтого цвета шкуру. На расстоянии примерно пяти метров от нее в тазике с водой вымачивается губка. В стеклянную чашу на табуретке надо опустить деньги — столько, сколько вы готовы пожертвовать на расширение площадки, и тогда ваш ребенок получает право бросить губку в женщину.
Каждому полагается три броска, вне зависимости от того, сколько вы дали денег, да никто и не проверяет, сделали ли вы это вообще, теоретически можно получить все удовольствие и на халяву, дело вашей совести. Но все родители исправно опускают монетки и купюры в чашу, а дети выстраиваются в очередь и один за другим с энтузиазмом швыряют губку в цель. Вот подходит очередь и Амиры Роберты Мариам. Ей всего пять, и ходит она еще только в «нулевой» класс, в котором малыши скорее играют, чем учатся.
С меткостью у Амиры пока неважно, и дважды подряд она промазывает. И только на третий раз губка со смачным шлепком попадает женщине прямо в лоб. Вода заливает бедняжке лицо, течет за шиворот… Она непроизвольно морщится — не больно, но о-очень неприятно…
Имя этой женщины написано прямо над входом в школу святой Энсвиты. Ее зовут миссис Джейн Гаррет (Mrs J. Garreth, BA (Hons), Head). Она здесь самая главная — директор, если переводить на российские реалии.
Не совсем обычно уже то, что директор сообщает во всеуслышание, что она замужем. В нынешние политкорректные времена стало модным в таких ситуациях прятаться за невнятным титулом Ms, означающим: что я, кто я, замужняя миссис или холостая мисс — это мое личное дело и никого не касается. На этом особенно настаивают феминистки, которым к тому же очень не нравится историческое происхождение сокращения Mrs.
Не все владеющие английским задумываются, откуда вдруг появляется буква «г», произносится ведь «миссис». А все дело в том, что сокращение Mrs происходит от слова Mistress, что значит «содержанка». То есть женщина, которую содержит такой-то. В былые времена дело и впрямь обстояло таким образом. (По другой версии Mistress значит «хозяйка, домоправительница такого-то»). До сих пор мою жену теоретически могут именовать (и случается, именуют) «Mrs Andrei Ostalski», миссис Андрей Остальский. Смешно…
