Тур Хейердал - Аку-аку
Остров Пасхи принадлежит Чили. Только раз в год сюда приходит военный корабль с припасами для островитян, затем он возвращается в Чили, а туда так же далеко, как из Испании до Канады. Других связей с внешним миром у острова нет.
Но военный корабль меня не устраивал. Исследовать остров Пасхи за неделю, пока стоит судно — пустая затея. Оставаться на острове целый год в обществе нетерпеливых ученых мужей, если они уже через месяц заключат, что тут больше делать нечего, мне тоже не улыбалось. Можно, конечно, идти туда по течению из Южной Америки на бальсовом плоту, но удастся ли мне подбить на это археологов? А без них нет смысла изучать остров Пасхи. Значит, нужен собственный корабль, какое-нибудь экспедиционное судно. Но на Пасхи нет ни гавани, ни пристани, ни надежной якорной стоянки, негде запастись горючим и пресной водой. Значит, судно должно быть достаточно большим, чтобы взять горючее и воду на весь путь туда и обратно, да и там не стоять же ему на месте все время. А вдруг археологи через две недели заявят, что искать нечего? Тогда мне будет мало радости от собственного судна, если только мы не воспользуемся им, чтобы посетить другие малоизученные острова. Кстати, на востоке Полинезии таких островов хватает. В той самой части Тихого океана, куда доходит океанское течение со стороны Галапагоса и Южной Америки, археологов ожидало множество интересных островов.
Когда речь идет о далеких плаваниях, я всегда иду за советом к Томасу и Вильгельму. Как-то раз (до тех пор мои замыслы еще были тайной) мы сидели вместе в уютной старой конторе пароходной компании «Фред Ульсен», в портовой части Осло. Томас сразу, едва я вошел, почуял, в чем дело, и поставил на стол между нами огромный глобус. Я повернул земной шар так, что было видно почти сплошную синеву. Это бывает только при одном положении глобуса: когда перед вами южная часть Великого океана, а Америка, Азия и Европа скрыты на обратной стороне. Я показал на остров Пасхи. — Сюда, — сказал я. — Но как?
Два дня спустя мы снова расселись вокруг глобуса, и Вильгельм показал свои расчеты.
— Лучше всего тебе подошел бы теплоход длиной примерно в сто пятьдесят футов, развивающий скорость до двенадцати узлов и способный взять пятьдесят тонн воды и сто тридцать тонн нефти.
Я ни капли не сомневался в его правоте. Жизнь научила меня полагаться на подсчеты Вильгельма, ведь он помог мне рассчитать дрейф «Кон-Тики» с точностью до одного дня; не его вина, что мы не сумели подать конец на берег Ангатау.
Через несколько дней Вильгельм позвонил мне по телефону. Рыбоконсервная фабрика в Ставангере предлагала подходящий траулер. Сейчас он занят на лове рыбы в гренландских водах, но с сентябре я могу его арендовать на год.
Я посмотрел на календарь. Апрель месяц, до сентября меньше полугода. А мне предлагают, так сказать, «голое» судно — без команды, без оборудования.
Мой личный опыт кораблевождения не шел дальше плавания на плоту. Остальные участники экспедиции «Кон-Тики» тоже не могли составить команду настоящего судна, для этого требовались всякие свидетельства и удостоверения, с инкским плотом все было проще.
— Наша контора поможет тебе со всеми морскими проблемами, — сказал Томас.
И вот уже я сижу за большим зеленым столом, совещаюсь с судовым инспектором, уполномоченным по найму, уполномоченным по снабжению, уполномоченным по страхованию и прочими специалистами. Все вышло честь по чести. До отплытия оставалось неполных четыре месяца, и мне казалось, что я уже слышу голодный, нетерпеливый вой большого теплохода, ожидающего на старте в Ставангере без единой искорки жизни в трубе, без людей на мостике, с огромными трюмами, где голые шпангоуты, точно ребра, угрюмо облекают пустое чрево корабля.
Когда собираешься с семьей на дачу, хлопот хватает. Так представьте себе, сколько всего надо помнить, если кроме семьи везешь с собой пятерых археологов, врача, фотографа и пятнадцать моряков, да еще у тебя на руках судно с запасными частями, специальное оборудование и провиант на всю компанию на целый год. Вот когда чувствуешь себя дирижером, который, стоя босиком на муравейнике, уписывает макароны и в то же время штурмует вместе с оркестром Венгерскую рапсодию Листа. На письменном столе и вокруг него царил невероятный сумбур — паспорта, свидетельства, лицензии, фотографии, бандероли, письма… Мебель исчезла под грудой морских карт, таблиц и всевозможных образцов. Постепенно хаос охватил весь дом. Телефон и дверной звонок дребезжали в один голос, поминутно приходилось карабкаться через ящики, свертки и узлы с полевым снаряжением.
В полном отчаянии сидел я на магнитофоне с бутербродом в руках и телефоном на коленях, пытаясь набрать нужный номер. Но сегодня это было почти невозможно, я только что дал объявление, что ищу первого штурмана для плавания в Южные моря, и провод работал без передышки. Капитана я уже подобрал.
Наконец мне удалось дозвониться.
— Мне бы три тонны зубоврачебного гипса, — сказал я.
— Что, зубы болят? — сухо осведомился мой собеседник, один из столичных оптовиков.
Нас прервала междугородная, прежде чем я объяснил, что гипс нужен для слепка пасхальской статуи, а не для новой челюсти.
— Алло, — говорил уже новый голос, из Ставангера, — алло, докладывает Ульсен, ваш машинист, коленчатый вал износился, что будем делать — ремонтировать его или заказывать новый?
— Коленчатый вал?.. — произнес я.
Дрррррррр! Это уже дверной звонок.
— Спросите Реффа, — крикнул я в телефон, — это по его части. В дверь протиснулась Ивон, вся обвешанная свертками. — Я проверила список стюарда, — сообщила она, — и срезала перец и корицу на два кило, а еще доктор Семб сообщил, что мы можем получить в пользование походную аптечку.
— Чудесно, — отозвался я и вспомнил оптовика, который решил, что гипс нужен мне для челюстей.
— Позвони ты туда, — попросил я Ивон и протянул ей трубку. В эту самую минуту к нам кто-то прорвался.
— Это какая-то ошибка, — повернулась она ко мне. — Фирма Мюстад спрашивает, куда доставить восемьдесят четыре килограмма разных рыболовных крючков. Но ведь мы везем с собой две тонны мороженой говядины?!
— Это не для рыбной ловли, — объяснил я. — Крючками мы будем платить островитянам на раскопках. Ты ведь не думаешь, что мы везем километр пестрых тканей себе для нарядов?
Ивон этого не думала. Зато она знала другое; механик только что прислал телеграфный отказ. Его жена решительно воспротивилась, узнав, что речь идет о Южных морях.
В три прыжка я очутился у мусорного ящика, но вернулся обескураженный. Ящик был пуст.
